– Скромно, но со вкусом! – прокомментировала Лизка, продолжая играть отзывчивую публику.
Кабинет у Епифанова был небольшой и весьма просто меблированный, зато богато декорированный живыми растениями. Цветочные горшки толпились на подоконнике и торчали из развешанных по стенам кашпо. Три из четырех углов помещения были заняты фикусом, монстерой и зловещего вида гигантским кактусом «Тещин стул», а в четвертом помещался предмет нашего нынешнего интереса – не сейф, как назвала его Лизка, а металлический шкаф, размером и очертаниями похожий на небольшой холодильник.
Я мельком подумала, что не удивлюсь, если окажется, что Виктор Игнатьевич держит в нем продукты, но ошиблась:
– А тут, извольте полюбоваться, у нас уже имеется особо ценное содержимое! – радостно уведомил завклубом и нас, и народ в коридоре: семь человек в скромной обители Епифанова не поместились, Митяй с дядей Петей остались за порогом и заглядывали в кабинет через открытую дверь.
Виктор Игнатьевич сноровисто открыл несгораемый шкаф извлеченным из кармана ключом и вытянул со средней полки клетчатую деревянную коробку.
– Ваш супруг, Алиса Юрьевна, оставил на временное хранение!
– Что, шахматы? – простодушно удивилась Любаня.
– Из-под руки такого знатного мастера, как наш Андрей Петрович, я уверен, и простые шахматы вышли бы музейного качества, – сказал Епифанов, – но это кое-что другое, куда более интересное. Да, Алиса Юрьевна?
– Заготовки для новой работы, – кивнула я, потому что эта клетчатая коробка была мне знакома.
Я видела ее в городской мастерской Андрея, но не знала, что он уже привез ее в деревню и на время отъезда отдал на сохранение Епифанову.
В коробке, разделенные перегородками из плотного картона, лежали куски янтаря и коралла, крупные шарики бирюзы и пластинки перламутра – будущие глаза, губы и украшения деревянных истуканов.
Епифанов поднял крышку коробки, показывая мне, что все на месте, и жадная Любаня ахнула:
– Ух ты! А сколько это стоит?
– Ну, сами по себе янтарь, коралл и бирюза не очень дорогие, – сказала я, чтобы не дать родиться слуху, будто у нас с мужем полные сундуки сокровищ, – они имеют ценность главным образом как часть художественного произведения, над которым как раз работает мой супруг…
– Это для истуканов? – сообразила Лизка. – Хм, а почему Андрей свои заготовки в клубе хранит, а не дома?
Я ответила ей выразительным взглядом и тоскливым вздохом.
– А тебе непонятно? – вмешался протиснувшийся к нам Митяй. Он хозяйственно закрыл коробку и отодвинул ее подальше от алчно облизывающейся Любани. – Потому что у Ляськи не дом, а проходной двор, оттуда что угодно стащить можно и, кстати, последние события показывают…
Я громко и значительно кашлянула. Митяй спохватился и умолк.
– Вернемся к нашему делу! – своевременно поменяла тему Лизка. – Виктор Игнатьевич, в вашем прекрасном шкафчике еще найдется местечко для кусочка речного монстра?
Место для монстра нашлось.
Мы проследили, как Епифанов поместил контейнер с фрагментом медиаспрута на верхнюю полку, запер шкаф и спрятал в карман пиджака ключ.
Лизка по собственной инициативе запечатлела каждый этап этого процесса фотокамерой смартфона, коротко и важно объяснив свои действия:
– Это для истории и вообще, чтобы документальный след остался, – тут Любаня и наш участковый одинаково одобрительно покивали.
– Встретимся здесь завтра в десять ноль-ноль, всем удобно будет? – предложил Епифанов.
Возражений не последовало, и мы покинули кабинет, дверь которого закрылась за нами с легким щелчком.
– Простой английский замок с собачкой, – на ухо мне прокомментировала Лизка.
Мы с ней шли в колонне по два замыкающими – надо было посекретничать.
– Так в чем твой план, я не поняла? – в фойе, куда мы все вернулись, я приперла подружку к простенку между окнами.
В центре зала уже задорно плясали наши деревенские. Бумбоксу юных слова так и не дали, вместо него вовсю голосил чей-то винтажный кассетный магнитофон: «А я иду такая вся в «Дольче Габбана»! – шумно страдала Верка Сердючка. Бабы, разодетые от-кутюр по-деревенски, в полном соответствии с текстом песни выхаживали такие все по скрипучему паркету, образуя некое подобие кадрили.
– Какой у меня план? – повторила мой вопрос подружка, удерживая цепким взглядом влившегося в ряды танцующих Епифанова. – Дождемся медляка – увидишь!
Долгожданный медляк стартовал под проникновенное «Ах, какая женщина, кака-ая женщина! Мне б такую…».
– Самое то! – Лизка одернула на себе модный кожаный сарафан и первой из ах-каких женщин атаковала беднягу Епифанова.
Любаня, которую она опередила на финишной прямой, досадливо плюнула.
Я ухмыльнулась.
Что бы там ни думала о себе дочь дяди Пети, с моей любимой подругой ей не тягаться. Лизка, если ей того захочется, кого угодно охмурит и очарует, причем без разницы – мужика, женщину, ребенка, домашнее животное или чудище лесное! Природный шарм плюс огромный опыт продажника – это победоносное сочетание.
Епифанов, атакованный Лизкой, сдался без малейшего сопротивления и замер, обнимая стройные бока в эротичной экокоже, как бандерлог, загипнотизированный удавом Каа. Практически столбиком стоял, только слабо покачивался вправо-влево, переминаясь с ноги на ногу.
Лизка же вовсе не каменела, наоборот, волнующе двигалась в пределах застывших рук кавалера, плавно переступая нижними конечностями и смело действуя верхними. Одну руку она на манер тугого хомута закинула на покрасневшую шею зажмурившегося Епифанова, а второй свободно скользила по твидовому боку Виктора Игнатьевича, в какой-то момент непринужденно занырнув в его левый пиджачный карман.
– Ага, – сказала я самой себе, потому как не забыла, что именно в этот карман завклубом положил ключ от своего сейфового шкафа.
Загадочный Лизкин план начинал проясняться.
Медленный танец закончился, Каа милосердно отпустил бандерлога. Победно улыбающаяся Лизка вернулась ко мне, и я сказала – без укора, просто с интересом:
– Ты сперла у Игнатьича ключ. А если он заметит?
– Не заметит. Бабы ему с танцпола уйти не дадут, захороводят, а он от женского внимания цепенеет, считай, до конца плясок бедняга практически в анабиозе, – Лизка вытянула из сумочки смартфон, поглядела на часы. – Но в двадцать ноль-ноль назначено подведение итогов пряничного конкурса, и к этому моменту мы должны быть готовы…
– К чему?
– Давай за мной!
В хвосте очередной группы товарищей, направляющихся кто курить, кто отправлять естественные надобности, мы выскользнули из фойе и технично потерялись в библиотеке.
Оставшееся до двадцати ноль-ноль время тихо, как мышки, сидели в тупиковом закутке за стеллажами с пожелтевшими и пыльными газетными подшивками.
