– Не задерживайся, маманя уже греет борщ! – покричала мне вслед подруга – как будто я сама не учуяла аппетитные запахи. Борщ с пампушками на первое, голубцы с мясом на второе и пироги со сладким творогом к чаю с чабрецом и малиной – я теткино меню могу читать с закрытыми глазами!
У железной калитки Дятловых я замедлилась и чинно позвала, как положено:
– Есть кто дома? Хозяева-а!
– Хрясь! Хрясь! Хрясь! – донеслось со двора.
Там явно кто-то рубил дрова. Я здраво рассудила, что вряд ли это сама Дятлиха – она все-таки баба, да еще и хворая, раз лекарства принимает, а в семье у нее и мужики имеются – супруг и старший сын. Поэтому я скорректировала призыв:
– Дядь Петь! Артем!
«Хрясь-хрясь» прекратилось, и вскоре над калиткой показалась голова в бейсболке с эмблемой футбольной команды «Динамо Москва» – дядя Петя ее яростный фанат, а младшенький Дятлов, Антон, каким-то боком состоит при клубе и постоянно снабжает папашу фирменным мерчем.
– Красивая бейсболка, – вежливо сказала я, чтобы сделать человеку приятное.
– Холодная только, – кокетливо молвил дядя Петя, заодно объясняя, почему он оригинально носит бейсболку поверх вязаной шапки. – Чего тебе, Ляся?
– Вот, – я протянула ему поверх калитки бабкин флакон. – Лукьяниха для теть Зины передала.
– Ох, – сосед забрал у меня передачку и заторопился, явно желая избежать расспросов о нездоровье супруги. – Спасибо, Ляся, бывай, у меня там дрова…
– На дворе дрова, на дровах трава, – с нарочитым пониманием пробормотала я уже в пустоту: дядя Петя дематериализовался в один момент. – А на траве какая-то настоечка, интересно все же, от какой она болезни?
– Алиска, ну что там? Чем хворает Дятлиха? – едва я вошла в дом Синеглазовых, спросила меня Лизка, которую, оказывается, занимал тот же самый вопрос.
– Не знаю, дядя Петя ничего не объяснил. – Я скинула в сенях пуховик и пошла мыть руки.
Предчувствия и нюх меня не обманули: тетка Вера уже накрыла на стол, где были и борщ, и голубцы, и пироги, и много чего еще.
– Это какой Петр, не Дятлов ли? – поинтересовалась мне в спину тетка, кружа вокруг стола в поисках свободного местечка, на которое можно поставить еще что-нибудь. – Он к нам сегодня заходил!
– Да? – Вытирая руки вафельным полотенчиком, я вернулась к столу. – А зачем?
– Зачем заходил? – Тетка Вера красиво выгнула брови в притворном удивлении. – За роскошью человеческого общения, я полагаю.
Митяй, величественно восседающий во главе стола, поперхнулся борщом.
– Он с Дятлихой живет, неужто ему общения не хватает? – недоверчиво спросила Лизка.
– Я сказала – человеческого общения! – Тетка Вера наконец втиснула в тесный промежуток между мисками банку со сметаной и тоже села за стол. – Петр – он хороший мужик, спокойный и рассудительный, а Дятлиха, сами знаете, хуже сороки – и тра-та-та, и тра-та-та… Слов много, смысла мало. А Петр любит пообщаться с умным человеком обстоятельно, с чувством, с толком, с расстановкой, – тетка выпятила грудь, давая понять, кто тут у нас умный человек.
– А еще Дятлиха готовить совсем не умеет, – с ехидцей добавил Митяй, с аппетитом наворачивая вкусный борщ. – Вот дядя Петя и забегает к нам подхарчиться, когда его супруга не видит. Маманя-то никого голодным не оставит, Синеглазовы – народ хлебосольный.
Мы с Лизкой посмотрели на тетку Веру.
– А что? Ну, пирожком угостила соседа, сальца ему домашнего подрезала, яишенку с зеленью…
– Так это уже большой визит получается? – Лизка перевела вопросительный взгляд на меня. – Как там по твоей классификации?
Тут надо сказать, что я с большим интересом изучаю тонкости нашего деревенского этикета. Здесь же в гости просто так не ходят, либо по мелкой надобности заглядывают, либо по особому поводу. Соответственно, и прием гостей осуществляется по специальному церемониалу.
Самый малый визит – я его называю «подзаборный» – это такое общение, которое у меня только что с дядь Петей было. Несколько расширенные коммуникации осуществляются в рамках визита «надворного» – это уже на территории хозяев, но еще не в доме. Большой же визит, о котором упомянула Лизка, подразумевает полноценное гостевание – с застольем и чинной беседой, а то и с просмотром семейного фотоальбома.
– А он талмуды наши смотрел? – спросила я тетку.
Талмудами у нас в семье называются те самые фотоальбомы и толстая тетрадь, в которую тетка Вера заботливо вклеивает газетные вырезки с моими статьями – она ими очень гордится.
– Статью последнюю Ляськину всю до буковки прочитал, – похвасталась тетка Вера. – Про профессора из дурки. Хорошая статья, я ее бабам в клубе на пряничном вечере пересказывала.
– Профессор из дурки – это Яков Львович? – Лизка хохотнула.
– Тогда да, если дядь Петя тут целую статью прочитал – это точно был большой визит, – я тоже засмеялась.
– Так это, я не понял! Чего это Петр Дятлов тут околачивался, если у него дома жена больная? – нахмурился вдруг Митяй – наш ревнитель нравственности.
– Ты, сына, сейчас на что намекаешь? – Тетка Вера опасно прищурилась.
Но тут у Митяя зазвонил мобильный, и разборок не случилось.
– Да! Да ну? Ну да… А? М-да-а… – поговорив таким образом, Митяй убрал телефон и как ни в чем не бывало принялся за голубцы.
– Не сказать, чтобы это было содержательно, – ядовито отметила Лизка.
Мы с теткой Верой закивали согласно, и все втроем уставились на невозмутимо жующего Митяя.
– Да чего вам? Это был деловой разговор, – попытался отговориться наш участковый, но оценил тройной прищур и предпочел не испытывать женское терпение. – Игнатьич звонил, Епифанов. Порадовал: книжки его нашлись. Одной заботой мне меньше.
– Какие книжки? – я вспомнила, что уже что-то такое слышала. – «Библиотека фантастики», которую кто-то из клуба нагло тырил?
– Угум, – Митяй кивнул: голубец во рту не способствовал дикции. – Вернули в клуб книжечки. Дядь Петя, кстати говоря, и вернул.
Тут он спохватился, что зря назвал нам имя, и строго постучал вилкой по краю тарелки:
– Но я вам ничего не говорил! Официального заявления о пропаже не было, так что книжки никто не воровал, они типа сами потерялись и снова нашлись!
– Как интересно, и тут Петр Дятлов… Наш пострел везде поспел… – подумала я вслух. – А вот с чего бы ему вдруг вздумалось возвращать книжки? Какие конкретно книжки, кстати?
Я посмотрела на братца, а он вильнул глазами, и это мне показалось весьма подозрительным.
– Ну-ка, ну-ка, Митяй, колись! Чего ты недоговариваешь?
– Митю-у-уш? – зловеще протянула Лизка.
– Сынок! – строго сказала тетка Вера и сокрушенно покачала головой – ай-ай-ай, мол, как нехорошо от родных и любимых что-то утаивать.
