Вообще-то этот вопрос имел совершенно очевидный ответ: «Выпиваем и закусываем», но почему в моем сарае и впотьмах?
– Как – что? Ждем! – заявил Митяй, опрокинул стопку и закусил сырым луком.
Мужские посиделки были воистину суровыми и даже где-то аскетичными. Всю сервировку импровизированного стола составляли помятые металлические стопки, свечной огарок на блюдце, початая бутыль домашнего самогона и большая луковица, порубленная без каких-либо претензий на изящество. Стопок, что примечательно, было три. Ведер, временно повышенных в звании до стульев, тоже.
Это закономерно породило у меня новый вопрос:
– И кого вы ждете? Меня?
Никогда еще комитет по встрече меня не заседал в сарае…
– Юрьевна, ты вроде уже замужем, а память все девичья, – попенял мне брат-участковый. – Забыла, что мы планировали засаду? Вот это как раз она!
– То есть третья стопка – для ворюги? – опять не поняла я. – Интересное дело, он у нас головы тырит, а мы его самогонкой поить будем?
– Да нет же, самогонка как раз для тебя, она прекрасно согревает, для вора мы приготовили кое-что другое.
Семен Буряков, доселе не проронивший ни слова, молча поднял и продемонстрировал мне бейсбольную биту.
– А ты что же, и в самом деле все забыла? – удивился Митяй. – Как так? Я же вчера в клубе при тебе дядю Борю спрашивал, когда нам очередного снегопада ждать, и он сказал – сегодня вечером, а я тогда тебе подмигнул и сказал с вполне понятным намеком: «Засада!» Или ты не поняла?
– Ступила, – призналась я.
– Присаживайся, – Митяй похлопал ладонью по дну свободного посадочного ведра. – Или нет, сначала посмотри, какой мы защитный шлем последнему головастику соорудили!
Я сходила, посмотрела – впечатлилась.
Юстас с Алексом нахлобучили на голову деревянного истукана двадцатилитровую алюминиевую кастрюлю-выварку. Она пришлась в точности по размеру и привнесла в образ монументального чурбана что-то скандинавское. Он теперь будто древний викинг смотрелся! Не хватало разве что рыжей бороды на деревянной морде и драккара на заднем плане.
– Характер стойкий, нордический, – пробормотала я, глядя на деревянного богатыря в кастрюльном шлеме.
Сел он прекрасно, как идеальная защита – под вываркой голову было не скрутить. Стянуть кастрюлю со столба, конечно, можно, но придется повозиться. Видимо, поэтому засадный полк в сарайчике не пребывал в повышенной боевой готовности: Юстас с Алексом обоснованно полагали, что у них будет время, чтобы адекватно отреагировать на появление ворюги. Впрочем, биту схватить и замахнуться ею – секундное дело, я знаю, правда, у меня в качестве оружия ближнего боя не бита, а швабра была…
– Не бойся, враг не пройдет, – угадав мои сомнения, уверенно молвил Митяй. – Мы еще на ближних подступах к чурбану силки поставили.
– Как на зайца? – я хихикнула.
– Угу, – Митяй кивнул и набулькал мне самогонки. – Так что точно будет пиф-паф, ой-ой-ой, не сбежит он, зайчик мой. Пей, а то замерзнешь.
Я послушно выпила и, поскольку закусывать сырым луком сочла недостойным благородной дамы, разгрузила пакет, с которым вышла из машины подруги. Мы с Лизкой по пути домой заехали в гипермаркет за столь любимыми ею фруктами. Я-то попросту купила себе бананов, а она набрала целый мешок всякой-разной экзотической ботвы.
– О, бананчики! – по-детски обрадовался Митяй, и брутальной луковице в качестве закуси остался верен только суровый Семен Буряков.
Мы не пьянствовали – нет, тихонько выпивали, понемногу и нечасто, помня о том, что не просто так сидим в сарайчике, а с конкретной целью: вороватого зайчика стережем, чтобы ой-ой-ой ему сделать.
Поскольку зайчик ожидался особо крупный, способный уволочь дровину весом в полцентнера, мы не сомневались, что, попав в силки, грохнется он дюже шумно – мы услышим. Поэтому дверь в сарайчик плотно прикрыли и даже позволили себе негромко беседовать.
Точнее говоря, беседовали Митяй и Семен. Друзья-товарищи вспоминали дни юности, когда по причине хронического безденежья и общей житейской неустроенности не могли себе позволить спокойно распивать спиртные напитки в комфортных условиях. Почему была выбрана именно эта тема, я прекрасно понимала: ее засекреченные посиделки в сарайчике навеяли. Но алкохроника старших деревенских товарищей меня не интересовала, так что я отвлеклась и думала о своем.
Скоро вернется Андрей, а мы еще не нашли пропавшие головы… Что я буду делать, если мы их так и не отыщем?
Из печальных раздумий меня вырвал протяжный скрипучий крик. Абсолютно нечеловеческий и очень пугающий!
– Зайчик?! – Я подпрыгнула, коленками толкнув доску-столешницу и развалив натюрморт на ней.
К зайчику, который вопит, как баньши, выскакивать не хотелось.
Такой зайчик сам кому угодно ой-ой-ой сделает!
– Это уточка, – Семен, нашаривая свою биту впотьмах, так как свечу я тоже уронила, попытался меня успокоить, но не преуспел.
Какая еще уточка?! Мы одного зайчика ждали! А у них там целая зверская банда, что ли?
– Я ж говорил, что уточка нам посигналит! – обрадовался Митяй и, вздернув лодочное весло, попер с ним на выход.
Весло выходить не хотело – не иначе тоже боялось зайчика с уточкой, цеплялось за дверной косяк и мешало выдвижению на оперативный простор войск антизаячьей коалиции.
Митяй ругался, Семен с озлобленным пыхтением содействовал укрощению несгибаемого весла, а я стояла в арьергарде и думала про нечеловеческий крик: это уточка так посигналила? Значит, она за нас, а не вместе с зайцем? Это хорошо, такую пугающую уточку лучше иметь в союзниках, чем в противниках…
Наконец Митяй с веслом и Семен с битой вырвались из сарайчика, и в дверном проеме мне открылся красивый вид на заснеженный двор с возвышающимися посреди него истуканами.
Четкость и незыблемость их вертикалей подчеркивали копошащиеся внизу фигуры.
В морозном воздухе хрустально звенели разноголосые матерные выкрики, но звуков ударов я не слышала: похоже, весло и бита не были пущены в ход.
Осторожно приблизившись, я подсветила кучу-малу у подножия невозмутимых истуканов фонариком, встроенным в мобильник.
Взгляд сразу же зацепился за ярко-желтое пятно. В нем я с понятным удивлением опознала резинового утенка, с которым любит плавать в ванне наш с Андрюшей сынок.
Что делает на поле боя детская игрушка?
Тут из кучи рук и ног, неприятно напоминающей о легендарном синявинском спруте, только уже обутом-одетом по сезону и погоде в валенки и варежки, выпросталась особо буйная конечность. Она с размаху накрыла утенка, и тихую зимнюю ночь опять огласил тоскливый скрипучий вопль.
Ах, вот оно что! Игрушку со свистулькой мобилизовали и назначили сигналкой!
