– И грим помогает вам войти в образ, так?
– Совершенно верно! – Энсон говорил увлеченно, даже подался вперед от волнения. – Я ведь уже погрузился, да? А стоит мне надеть костюм и загримироваться, я становлюсь своим персонажем. Этот герой теперь я. Мы неотделимы. Выматывает, конечно, сильно, но иначе никак.
– Вы когда-нибудь играли злодеев?
– О, в этом весь прикол! Ты высвобождаешь своих внутренних демонов. Когда Джо Бойд постепенно сходит с ума, он убивает одного из коммунаров, думает, что тот заражает посевы. Убивает случайно, а затем совсем съезжает с катушек. Поджигает амбар, причем обвиняет в поджоге того парня, которого убил. Потом…
– Я поняла. А как вы погружаетесь в образ злодея?
– Нужно поверить. На сцене каждый шаг расписан, опять же подсказки режиссера, слова роли, но, главное, ты должен искренне верить, что сейчас спихнешь этого типа со скалы, чтобы он разбился насмерть.
– И обратиться к своим внутренним демонам.
– Они есть у каждого, верно?
– А как насчет ужастиков? Когда-нибудь играли вампиров, вурдалаков или настоящих демонов?
– Я играл зомби, был статистом в «Зачумленной планете», после этого меня пригласили на пробы в «Тройную угрозу». Черт, да я бы убил за постоянную роль в «Зачумленной планете»! – Райт осекся. – Не в буквальном смысле, разумеется.
– Понимаю. – Ева попробовала зайти с другой стороны. – Наверное, когда вы работаете барменом, то много разговариваете с людьми.
– Такая работа. Приходится разговаривать, но чаще слушать.
– А кто-нибудь спрашивает о вашей работе в шикарных домах, на частных вечеринках?
Энсон нахмурился.
– Клиенты? А им-то откуда знать, где я подрабатываю?
– Ну, может, в театре или на съемочной площадке вы рассказывали о приемах, куда вас приглашали поработать? Называли парочку известных имен, говорили о том, что там видели?
– Вполне возможно.
– А может, вы упоминали предстоящую вечеринку?
– Может быть.
– С кем вы могли это обсуждать?
– Даже не знаю. Для меня это просто рутинная работа.
Ева допрашивала его еще полчаса, затем отпустила. Сама осталась в допросной и погрузилась в размышления.
Пибоди просунула голову в дверь.
– Как прошло?
– Либо Райт забывчивый болван, либо потрясающий актер.
– О нем хорошо отзываются.
– Неужели?
– Я собирала информацию и не раз слышала, что он был отрадой для глаз в какой-нибудь дерьмовой пьесе. Самобытный актер, так его называют.
– У него нет алиби ни на одну дату. Утверждает, что ничего не помнит, у него нет записей о том, где он был во время первых двух нападений, а когда происходили последние два, он, по его словам, находился дома в одиночестве.
Ева встала, хмуро посмотрела на полупрозрачное зеркальное стекло.
– Он белый, а Тоя Элпейдж уверена, что на гала-вечере к ней пристал именно белый. У Райта подходящий рост. Но, черт возьми, я не чувствую в нем преступника. Он не убийца и не передавал никому информацию, разве что случайно проболтался. У него есть связь с супругами Патрик через компании «Он скрин продакшнз», и он работал в доме Страццы. Однако на преступника не тянет. Пока.
– Только что приехали Бакстер и Трухарт. Ольсен и Тредуэй уже на полпути.
– Нам нужна комната для переговоров.
Что-то непременно сдвинется с места, подумала Ева. Пока же у нее было ощущение, что она бьется головой в огромное неподвижное дерево.
– Я так и подумала и потому заняла комнату «В».
– Отлично. Надо подготовиться.
Возможно, когда она будет работать над новой доской для расследований, раскладывать фотографии, улики и отчеты, ее осенит какая-нибудь стоящая мысль, которая и поможет раскачать чертово дерево.
Глава 17
Пока Ева заканчивала работу над доской, Пибоди вышла из комнаты и вернулась с двумя лепешками-питами с начинкой, которые пахли как минимум подозрительно.
– Я скоро растаю, – призналась Пибоди. – Мне нужно съесть еще что-нибудь, кроме половинки энергетического батончика. И тебе, кстати, тоже.
Ева с сомнением взглянула на предложенное угощение.
– Что там внутри?
– Вегетарианская ветчина, немолочный американский сыр и шинкованный шпинат. Все остальное в торговом автомате выглядело еще хуже. По-крайней мере, они горячие.
– Почему они везде кладут шпинат? – поинтересовалась Ева и откусила кусочек. – Отвратительно.
Пибоди попробовала свою питу.
– Ага, ну, хоть горячая. Я потеряла шесть фунтов.
– Ешь только из автомата – и вообще исчезнешь.
– Вряд ли. Впрочем, шесть я уже скинула и продолжаю худеть.
– Ты же собиралась не зацикливаться на цифрах?
– Я люблю зацикливаться на хороших цифрах, а еще на штанах, которые с меня спадают. Это мотивирует. Если меня не мотивировать, я слопаю гору шоколадных пирожных с орехами. – Пибоди на миг закрыла глаза. – Мм, пирожные… Тогда я зациклюсь на том, что разжирею и раздавлю тощую задницу Макнаба, когда буду сверху.
Прижав два пальца к уголку дергающегося глаза, Ева заметила, что Пибоди невинно улыбается.
– Ты нарочно.
– Просто чтобы снять напряжение. – Пибоди откусила еще кусок. – Теперь я ужасно хочу пирожных.
Покачав головой, Ева решила, что раз уж ей приходится давиться отвратительным фальшивым сэндвичем, то можно его запить не менее гадким полицейским кофе из автошефа в переговорной.
Она мрачно сделала первый глоток, когда в комнату вошли Бакстер и Трухарт.
– Чем это воняет? – осведомился Бакстер.
– Едой из автомата, – сообщила Пибоди.
– Эту дрянь давно пора объявить вне закона. – Бакстер подошел к доске для расследований, встал, сунув руки в карманы, и принялся изучать. – Элпейдж и Берроуз потенциальные жертвы?
Ева с трудом проглотила еще кофе.
– Да.
– У нас еще двое.
– Добавь их сюда.
Трухарт шагнул ближе, чтобы выполнить приказ, а Бакстер в это время разглядывал фотографии с места последнего преступления.
– Он устроил себе настоящий праздник. Уровень жестокости повышался от одного нападения к другому, но убийство Страццы открыло преступнику новый мир. Первым убили мужчину?
– Да, экспертиза подтвердила.
– Преступник решил, что от мужчины больше опасности: вдруг высвободится, как Страцца, и нападет? Ссыкло! Но если он справится со страхом, то в следующий раз первой убьет женщину.
