– Что ты помнишь обо мне? – спрашиваю я.
– Все. Я помню о тебе все.
Я смотрю на него из-под ресниц.
– Тогда расскажи мне.
Синклер хмурится.
– Когда я был у тебя в последний раз, было видно, что для тебя это потрясение. Я не хочу грузить тебя информацией.
– Ты не грузишь. Это я прошу тебя рассказать мне все.
Синклер усмехается и трет верхнюю губу. Он явно нервничает.
– Да. Ладно. Попробую. – Он прочищает горло и наклоняется вперед. Всего на дюйм. И хотя между нами все еще приличное расстояние, ощущение такое, будто он почти касается меня. – Ты любишь природу и садоводство. Твой любимый цветок – гортензия, и ты терпеть не можешь орхидеи. Твое любимое время года – весна. Ты обожаешь чай. Любишь журналы, где печатают всякие сплетни, и когда ты читаешь хорошую книгу, тебя от нее не оторвать…
Он на автомате продолжает перечислять мои слабости и пристрастия, словно этакая ходячая энциклопедия «Все о Виктории Донован».
То, что он говорит, звучит красиво, но я ничего не могу вспомнить. От беспомощности на глаза наворачиваются слезы.
У меня нет слов. Одна лишь пустота.
Синклер на миг умолкает.
– Хочешь, чтобы я продолжил?
Я думаю, что, если его попросить, он будет и дальше выдавать информацию. Но, отягощенная всеми его фактами, моя голова кажется тяжелой, как свинец.
– Достаточно.
Он все так же пристально смотрит на меня. Почему-то мне кажется, что его вопрос не требует ответа. Но если и требует, я не могу ему ответить.
– Достаточно. – Воздух покинул мои легкие, а мой желудок скрутился так туго, что кажется, будто он никогда не раскрутится.
– Мистер Монтгомери?
Мы одновременно поворачиваем головы к Сьюзен. Она переводит взгляд с него на меня и одаривает нас виноватой улыбкой.
– Часы посещения закончились.
Он быстро кивает ей, на вид спокойный и сдержанный, но я вижу, как его губы сжимаются в прямую линию. Это безумие, но я чувствую легкий трепет от того, что он не готов завершить наш разговор.
– Думаю, мне пора.
В какой-то момент мне кажется, будто он вот-вот скажет или сделает что-то еще. Его глаза ни на миг не покидают меня. Они говорят со мной, произнося: «Попробуй». Попробуй вспомнить меня. Я уже собираюсь, но он прощается и идет к двери.
– Подожди! – Я кладу руку ему на плечо. Тепло, которое передается от его тела моему, подобно удару молнии. И всего от одного прикосновения. Я тяжело сглатываю. – Ты скоро придешь ко мне снова?
Синклер улыбается улыбкой, о которой мечтают все женщины. Той, от которой учащается пульс и пылают щеки.
– А ты как думала? Я не оставлю тебя здесь.
– Хотя я не могу вспомнить, кто ты?
– Тем более что ты не помнишь. Но ты вспомнишь, – уверенно говорит он.
– Откуда ты знаешь?
Синклер пожимает плечами.
– Просто знаю, и все. – На его губах играет тень улыбки. В ней хранится воспоминание, которое я хочу украсть как свое собственное.
Его ответ доставляет мне больше радости, чем я готова признать.
Он снова прощается и уходит. И пока я сижу там, что-то глубоко внутри меня, что-то темное и дремлющее, шепчет мне, что если я хочу восстановить мое прошлое, мне нужен Синклер Монтгомери.
* * *
Позже тем вечером я достаю из кармана фотографии и смотрю на запечатленную на них счастливую пару. Уэс не навещал меня уже два дня. Он как будто знает, что у меня к нему тысячи вопросов, и ему нравится держать меня в напряжении.
Моя дверь открывается медленно и зловеще, и я, не глядя, знаю, что это Уэс.
Наконец-то!
Его тень падает на пол и закрывает половину моего лица. Я как будто каменею и поворачиваю голову в его сторону.
– Как тут моя королева? – спрашивает он. В его словах слышится легкая насмешка.
Мое тело находится в настоящем. А вот мой разум застрял в прошлом, отчаянно цепляясь за воспоминание.
Он стоит, скрестив на груди руки, его пальцы скрыты под бицепсами.
– Ты не собираешься отвечать мне, Виктория?
Я не отваживаюсь посмотреть на него. Такими живыми и яркими были эти воспоминания. От нас двоих у меня перехватывало дыхание, а что теперь? Грандиозное разочарование.
– Нет, – бормочу я.
– Почему нет? У тебя был плохой день?
Все, что он говорит, наполнено осуждением и сарказмом.
Он приседает рядом со мной и смотрит на фотографию. Запах одеколона, который всплыл в моем воспоминании, – точно такой, что сейчас кружит вокруг меня. Я резко втягиваю в себя воздух.
– Ты помнишь тот момент?
Я киваю.
Уэс вздыхает.
– Мы были счастливы.
Жалюзи открыты. В комнату льется серебристый свет и падает на его лицо. В его карих глазах я вижу искренность, смешанную с болью.
– Насколько счастливы?
Уэс не отвечает. Я в отчаянии резко поворачиваюсь к нему. Теперь наши лица на расстоянии всего нескольких дюймов друг от друга.
– Прости, – выпаливаю я.
За что я прошу прощения? Если честно, понятия не имею. Но одно я знаю: случилось что-то плохое, что-то очень плохое, что довело нас до этого момента. Судя по выражению его лица, во всем плохом виновата я.
Неужели все плохое случилось сразу? Или это был медленный спад? Был ли Синклер частью этого плохого? Мой первый порыв – сказать «нет», но я ничего не могу исключать.
– Просто расскажи мне, что случилось с нами, – шепчу я.
Уэс мотает головой.
– Я не могу.
– Не можешь или не хочешь?
– И то, и другое.
Я закрываю лицо руками и борюсь с желанием в крике излить свою боль.
– Почему? – наконец спрашиваю я.
Я поднимаю голову и ловлю на себе его пристальный взгляд. Искренность мгновенно улетучивается, сменяясь возбуждением.
– Спроси у Синклера.
Я мгновенно напрягаюсь. Уэс злорадно усмехается.
– Что? Думала, я не узнаю, что он навещал тебя?
Я не отвечаю.
– Я все о нем знаю.
– Тогда расскажи. Ты же знаешь, что я ничего не помню.
Уэс вскакивает и нависает надо мной. Я пячусь назад, прочь от него.
– Если ты очень хочешь знать, спроси его. – Он смеется над моим потрясением, но этот смех неискренний, фальшивый, как будто он силится скрыть свою боль.
