– Именно. – Он с силой вошел в меня. Его лоб коснулся моего. – То, что у нас есть, контролю не поддается. – Синклер улыбнулся влажными губами. Он медленно выскользнул из меня, оставив внутри только кончик, лишь затем, чтобы снова войти обратно в меня. Пытка. Мука. Блаженство.
Мне были видны только его опущенные ресницы, поскольку его глаза были закрыты. Его волосы даже в лунном свете казались угольно-черными. Гладкая кожа была матовой, отчего мышцы под ней казались еще рельефнее. Я видела, как напрягаются сухожилия в его руках. В нем была сила, о которой многие мужчины могли только мечтать.
Он мой. Он целиком и полностью мой, – думала я.
Я так громко стонала, что Синклер прикрыл ладонью мне рот.
– Знаешь, что со мной делают эти звуки?
Я на миг открыла глаза, чтобы посмотреть на него. И увидела его горящий взгляд.
– Они заставляют меня трахаться сильнее, входить в тебя еще глубже, так что ты кричишь мое имя так громко, что его все услышат.
Мои руки, обвивавшие его шею, внезапно лишились опоры. Синклер рывком схватил их и прижал к изголовью кровати. Мои запястья утонули в его огромных ладонях. Он был во мне так глубоко, что я едва могла дышать.
Я уже не владела собой.
Мои пальцы царапали воздух, я задыхалась. Мышцы напряглись, тело выгнулось дугой. Я чувствовала, что кончаю, и это было полное блаженство, какого я никогда не знала раньше.
Мне хотелось закрыть глаза, но я не могла оторвать их от глаз Синклера. В какой-то момент я даже ощутила легкую дрожь паники: эмоции, бурлившие во мне, грозили взорвать меня изнутри.
Это был соитие душ. В нем была важна не столько физическая сторона, сколько пронизывавшие нас чувства. Каждый вдох звучал, как будто усиленный микрофоном.
Мы продолжали смотреть в глаза друг другу, даже когда я кричала и его имя слетало с моих губ.
Наконец Синклер повалился на меня, и я поняла: мое сердце принадлежало ему задолго до того, как я сама узнала об этом.
Ради него я готова умереть. Ради него я готова убить.
Я любила его больше жизни.
Я не могла его отпустить. Я нашла мужчину, который мог раздеть меня одним взглядом. Стоит ему заговорить, как я уже не принадлежу себе.
Он пробудил во мне ту, о существовании которой я даже не подозревала.
30
Ноябрь 2015 года
С момента моей вспышки прошло два дня. Все, в том числе и другие пациенты, обходили меня стороной, глядя на меня как на заразную. Когда вас боятся даже другие пациенты, вы понимаете: с вами явно что-то не так.
Во время завтрака и обеда я держусь тихо, отлично осознавая, что каждое мое движение находится под зорким оком медсестер. Я чувствую спиной холодные глаза Элис, они буквально прожигает дыры в моей одежде. Во время групповой терапии я сижу неподвижно, прижимая к себе Эвелин. Она сидит у меня на коленях, не проронив ни звука. Похоже, она чувствует изменения в моей личности, как ищейка, берущая след.
Сейчас время арт-терапии. Каждый стол в дневной комнате превращен в арт-станцию. На каждом – ножницы с тупым концом, мелки, фломастеры, клей, цветные карандаши. Многие пациенты погружаются в свое искусство. Я никогда не была фанатом рисования или изготовления поделок. Но сегодня я стараюсь. В итоге я получаю радугу, которая выглядит так, будто ее создал кто-то в хорошем кислотном улете.
За столом напротив меня сидит девушка. Она берет у другого пациента степлер. Вытащив скрепку, она пытается нацарапать на своей коже какие-то слова. Медсестры тотчас окружают ее и отнимают у нее скрепку. Девушку выводят в коридор, но я успеваю заметить поспешную попытку членовредительства. Буквы О и Н ясны как божий день, из них вытекает темно-красная кровь.
Какова же остальная часть ее сообщения? Я никогда этого не узнаю. И не хочу знать.
Риган сидит за другим столом. Когда я только вошла в комнату, она подмигнула мне прежде, чем Сьюзен увела меня прочь от нее.
– Очень мило, Виктория. Очень мило, – говорит учитель рисования. Если не ошибаюсь, эта женщина, которая приходит сюда каждый вторник, учитель рисования в местной средней школе.
Я киваю.
– Что это такое?
– Это радуга.
– Но что это означает для Виктории? – Она выразительно хлопает себя по груди. – Что внутри тебя, что есть только свет и цвет?
Ее слова – клише, они как будто украдены из методички. Но я стараюсь принять их близко к сердцу. Да-да. Я наклоняю голову и пристально смотрю на мой безумный рисунок. Но сколько бы раз я ни смотрела на свою радугу, я не вижу в ней света, о котором говорит учительница рисования.
Равновесие в моем мире колеблется. Мысли и воспоминания скользят туда-сюда, и я не знаю, что думать и чему верить.
Сеанс арт-терапии заканчивается. Клочки бумаги подняты с пола. Материалы убраны в шкаф. Дневная комната пустеет. Осталось всего несколько человек. Я одна из них.
В комнате отдыха работает телевизор. Идет какая-то «мыльная опера». Ее смотрят только сидящие здесь медсестры. Я скучающим взглядом таращусь на экран.
Какой-то мужчина о чем-то горячо спорит с женщиной. Та выглядит растерянной и сбитой с толку.
Скрипнув по полу ножками стула, я отталкиваюсь от стола и встаю. Внутри меня бурлит и клокочет энергия и никак не хочет успокоиться. Я расхаживаю из угла в угол. Я чувствую себя никчемной. Бесполезной и праздной. Мне нужно что-то сделать. Если мне никто не поможет, я помогу себе сама.
Моя голова пульсирует от боли. Наверное, мне стоит лечь. Я попросила одну из медсестер дать мне таблетки уже больше часа назад. Я быстро запила их водой. Таблетки не помогают. Боль в голове только усиливается.
Эвелин у меня на руках. Она не кричит. Просто ерзает, постоянно корчится, как будто не может устроиться поудобнее.
Как назло, в этот момент в комнату входит Риган и направляется прямиком в мою сторону. Я тотчас напрягаюсь. Мы не разговаривали с того момента, как я набросилась на нее. Как я и ожидала, она встает ко мне лицом к лицу и улыбается своей обычной ухмылкой.
– Привет, Виктория.
Я тупо смотрю на нее. Из-за нее меня заперли в моей комнате. В данный момент мне меньше всего хотелось бы ее видеть.
Она барабанит пальцами по столу и оглядывается. Ситуация быстро превращается из напряженной в неловкую. Я знаю, что должна извиниться за мою выходку, но не могу заставить себя произнести хотя бы какие-то слова.
– Послушай, я решила простить тебя за… – она берет себя руками за шею и закатывает глаза, – за то, что ты меня душила.
– Я не хотела…
Она выкидывает руку.
– Не надо. Я знаю, что ты хотела. И я знаю, что я это заслужила. Кроме того, ты мне нравишься, так что давай забудем об этом, хорошо? – говорит Риган и протягивает мне руку.
