17 ноября 1932 года заместитель председателя ОГПУ Балицкий подписал приказ:
«За успешное проведение ряда разработок крупного оперативного значения и проявленную при этом исключительную настойчивость – награждаю: Быстролетова Д.А. – сотрудника ИНО ОГПУ – боевым оружием с надписью: “За беспощадную борьбу с к.-р. [контрреволюцией] от Коллегии ОГПУ”».
По традиции, зародившейся в ВЧК, маузеры и браунинги с гравированной серебряной накладкой были главной наградой для разведчиков. Быстролетов к тому же не состоял в штате ОГПУ, до конца 1935 года числился в Наркомтяжпроме, так что высшего знака признания заслуг для него в то время и быть не могло.
Правда, методы его борьбы подчас оказывались далеки от героизма, хотя и становились сильнейшим испытанием для нервов – тем, что сам он называл «добровольной отдачей себя на поругание». Вжившись в роль обаятельного аристократа, Дмитрий сам загнал себя в ловушку. Интерес миссис Олдхем к красавцу-мужчине перерос в домогание, и Быстролетову пришлось заняться с ней любовью в день отсутствия супруга в доме на Пемброк Гарденс.
«Ганс был не в том положении, – сообщал Кин, – когда можно отвергнуть отчаявшуюся [то есть решившуюся – И.П.] на такой поступок женщину».
Результаты исключительной настойчивости, оформленные должным образом, ложились на стол Сталина. Генеральный секретарь ВКП(б), судя по пометкам, внимательно изучал эти документы.
«Среди всех хорошо информированных военных атташе в Токио существует единодушное мнение, что японские армейские круги убеждены в том, что война с Россией рано или поздно неизбежна, – выделил он в переводе доклада, отправленного 9 декабря 1932 года английским послом в Токио министру иностранных дел Джону Саймону. – Недалеко то время, когда Владивосток станет базой, откуда будут возможны воздушные рейды на города японского архипелага… Захват Японией Приморья устранил бы эту опасность и округлил бы территорию Маньчжурии, превратив ее в единое целое… По-видимому, таковы соображения, которыми руководствуется генеральный штаб».
Меморандум военного атташе, посланный в Лондон 5 января 1933 года, содержал не только важные данные о военной промышленности Японии, но и выводы: в ближайшее время Япония будет занята операциями против Китая, в частности – в Маньчжурии; возможность конфликта с США еще считается отдаленной.
«Я прихожу к тому мнению, что теперешняя активность и решение о перевооружении японской армии направлены главным образом против России».
[187]
До первых столкновений с японцами на советско-маньчжурской границе оставалось чуть более года.
Благодаря донесениям Ганса-Переньи в Москве знали о закулисье Лозаннской и Женевской конференций лета 1932 года по вопросу германских репараций и военных ограничений. Берлин был решительно настроен добиться их пересмотра, поскольку «далее Германия не может существовать с армией в 100 тыс. человек».
«Макдональд
[188] ясно высказывался за полную ликвидацию репараций, а французы решительно этому противились, в то время как немцы сразу же дали понять, что они готовы на компромисс, лишь бы прийти к какому-либо соглашению… Никакого соглашения между Эррио
[189] и Папеном
[190] о политических уступках Франции в целях содействия Папену в его борьбе с приходом к власти Гитлера не достигнуто, равно как не получено от Папена обещания, что Шлейхер
[191] объявит диктатуру в целях недопущения Гитлера к власти. Никакого соглашения по вопросу о германских вооружениях (увеличение Рейхсвера и пр.) не достигнуто, хотя по всем этим вопросам обмен мнениями состоялся. Макдональду не удалось реализовать свой план о секретном соглашении руководящих политиков европейских государств о необходимости на период [мирового экономического] кризиса воздерживаться от будирования вопросов, способных обострить межгосударственные противоречия».
[192]
Поскольку британский МИД тщательно следил за всем, что влияло на соотношение сил в мире, в Кремле получали ключ к пониманию скрытых пружин мировой политики. А если предупрежден, как говорили те же англичане, – то, значит, вооружен.
* * *
Летом 1932 года Дмитрий Быстролетов стал сэром Робертом – младшим сыном лорда Гренвилла.
«Чарли привез книжку для Ганса, – известил резидент Кин Москву. – Эта книжка выдана не Министерством внутренних дел, как обычно, а Foreign Office. Это английская, а не канадская книжка, как первоначально предполагалось. Она точно такая же, как у Чарли».
Переньи-Пирелли давно хотел обзавестись настоящим британским паспортом с надежной фамилией – и наконец нашел подходящую. Роберт Гренвилл родился и жил в Канаде, обзавелся там землями; Быстролетов собрал о нем по газетам всё, что можно, проштудировал ряд книг о Канаде. Арно, задействовав свои связи в Foreign Office, оформил заграничный паспорт. По словам Олдхема, «министр иностранных дел в виде исключения и в знак особого внимания лично подписал его, сказав: “А я и не знал, что сэр Роберт опять здесь!”». Быстролетов в своих записках не уточняет, обличье отпрыска какой ветви Гренвиллов (не менее обширного рода, чем Толстые в России) он принял. В любом случае он пошел на супер-рискованный трюк. Один из его «родственников» – сэр Эдгар Гренвилл, член Палаты лордов, – в то время был парламентским секретарем Джона Саймона – контактным лицом министра с депутатами парламента. Случайный вопрос в стиле «Кстати, как поживает?» – и разоблачение неминуемо. Но Быстролетову опять сказочно повезло.
Этим паспортом он пользовался только при пересечении британской границы. Выезжать же ему приходилось часто – чтобы передавать полученные документы. Дмитрий Александрович так описывал организацию работы своей нелегальной группы: первая линия – вербовщик, то есть он сам; вторая – нелегальные резиденты: Кин в Берлине или Манн в Париже; третья – легальные резиденты в полпредствах – Семен и Берман в Берлине, Петр в Париже; техническая поддержка – связники и фотографы, в основном Пепик и Эрика, сопровождавшие «первую линию» во всех поездках и выполнявшие ее поручения. Прямой радиосвязью группа не располагала. Добытый материал «обрабатывался» в Париже у Аптекаря. Паспорта и деньги для особых случаев хранились в Давосе у жены, лечившейся в Швейцарии от туберкулеза.
[193]
