…And the Raven, never flitting, still is sitting, still is sitting
On the pallid bust of Pallas jast above my chamber door;
And his eyes have all the seeming of a demons that is dreaming,
And the lamp-light o'er him streaming throws his shadow on the floor;
And my soul from out that shadow that lies floating on the floor
Shell be lifted – newermore!
Последнее слово, разбившись на шелестящие, легкие перья обломков эхо, разлетелось тенями по комнате и осело тяжестью на сердце.
Виноват голос, проникновенно произносивший мрачные строки из бессмертного произведения Алана По. Этот голос был Саше знаком, но в реальность не вписывался. Ведь никогда он не звучал так живо и с настолько гибкими интонациями.
В стекла громогласно колотил ледяной дождь. Вытянутый, голубоватый прямоугольник света, повторяющий контур окна, озарял большую спальню. Кристиан уже давно молчал. Он сидел, повернувшись к девушке спиной, и даже просто ощущался иначе, живее, теснее к миру.
«Что случилось?»
– В чём смысл последней строчки? Ведь ты, несомненно, понимаешь. Уж ты – точно, и тем хуже для тебя. Так расскажи мне.
Не обнаруживая больше страха, не сомневаясь и не спрашивая, Саша сказала:
– Тень ворона является ловушкой, из которой не выбраться. Это отчаяние от понимания безвозвратно ушедшего времени счастья, не оставившего и следа надежды. Потому его душа никогда не покинет эту тень, она неразлучна с ней. Она, отчасти, и есть ворон, прилетевший, чтобы заставить человека нырнуть в нутро собственной бездны. Он взглянул в нее… Только обратно после такого уже не возвращаются.
– И что это за ворон, из-под крыла которого тебе не выбраться? – когда Кристиан обернулся, Саша была вынуждена сжать одеяло руками и опустить взгляд. Жизнь не шла ему и его глазам цвета мерцающей в сумерках нефти. Жизнь делала его неуместно существующим в масштабах повседневности и заставляла Сашу снимать в ответ маски.
– Веришь ли ты в бесконечность отчаяния? – это прозвучало почти как вызов.
– Я уверена, – ответила Саша, не поднимая глаз и максимально осторожно выбирая слова с целью отвечать конкретно и ясно, не вмешивая бессмысленные эмоции, – оно именно таково в последнюю секунду до того, как человек лишает себя жизни. Это единственное, что я знаю наверняка.
– И это – твой приговор.
– Кто приговорил меня? – спросила она протестующе, но Кристиан вышел, оставив за собой приоткрытую дверь, и Саша слышала удаляющиеся, медленные шаги, видела, что в коридоре разлилась ненормальная тьма. На кровати лежала в кровавой кляксе фенечка из бисера.
Кто-то оглушительно заколотил по окну, задребезжало стекло. Нервно дернувшись, девушка увидела промокшего насквозь, непомерно огромного ворона. Он резко каркнул, требуя, чтобы его впустили.
– Нет, – у нее получилось сердито и хрипло, но не слишком уверенно. – Ты мне не нужен.
Ворон снова крикнул – громче, настойчивей, отрезая ей право на выбор, как факт. И Саша помимо своей воли медленно, с тяжелеющим сердцем, побрела к окну. Она ощущала сырой, ледяной холод, которым веяло от темносиней ночи за стеклом, видела перед собой ворона, вблизи показавшегося ей еще крупнее. Почти не дыша, она протянула руку, чтобы впустить гостя, приход которого – теперь она понимала это – всё равно неминуем.
Перестав стучать, в комнату девушки вошел Кристиан, посмотрел на Сашу, со вздохом кивнул какой-то своей мысли и бесцеремонно потряс за плечо помощницу, выговаривая:
– Александра, телефон изобретен светлыми умами человечества для того, чтобы люди могли связываться друг с другом, а не в качестве забавного музыкального сопровождения, пока ты спишь, – и растерянно добавил, когда она повернулась к нему: – Что означает этот взгляд?
– Спасибо, – пролепетала девушка, тяжело дыша и вцепившись в рукав рубашки детектива. – Ты спас меня.
– Это практически мое новое хобби, – резюмировал Кристиан, оглядываясь и, по-видимому, не находя нигде угрозы для жизни. – Просвети, от чего на этот раз я тебя спасаю?
– Мне приснился жуткий кошмарный сон.
– Вероятно, ты думаешь, что кошмары бывают другими, – саркастично предположил Кристиан и посмотрел на часы, стукнув по ним пальцем. – Не важно. Ровно через пятнадцать минут я жду тебя в кафе. Мы едем изучать улики, так что приведи себя в порядок и замаскируй как-нибудь шрам.
Саша внимала ему, успокаивая дыхание и спрятав лицо в ладони. Она послушно качала головой на его слова, а когда он вышел, неприязненно покосилась в сторону окна, по которому неторопливо сбегали вниз прозрачные дорожки из капелек – ночью и впрямь шел сильный дождь.
Раньше установленного своим боссом срока, она спустилась в почти безлюдный, а потому неуютный, большой кафетерий. Увидев на столе перед детективом бисерный браслет, она неожиданно вспомнила:
– Он был в моем сне!
Не похоже, что Фишер, вообще, внял этому сообщению. Едва Саша уселась напротив него, он монотонно заговорил, не отрывая взора от безделушки:
– Она получила его около девяти месяцев назад от человека, которым дорожила, но потом прекратила с ним общение. В день самоубийства Алина надела его.
Саша предсказуемо не устояла перед желанием поинтересоваться:
– Откуда информация? Не криви лицо, я задаю эти вопросы на правах твоей помощницы.
– До тебя никто особенно не любопытствовал. Хорошо, – в такие моменты он всегда начинал говорить быстро, словно стремясь перемотать время. – Потертостям на краске бусин с внутренней стороны украшения – не меньше полугода, если это – дешевый бисер. Она носила вещицу, не снимая. Самостоятельно бы его не сплела – работа аккуратная, отличается вкусом, а эта энергичная девушка не будет корпеть часами, сидя над рукоделием. Но, начав носить черное и одеваться более строго, она уже не вспоминала про подаренное украшение. Между бисеринками есть небольшие сгустки пыли – браслет валялся на полке не менее двух месяцев. Значит, она перестала тесно общаться с тем, кто подарил ей его. Но Алина вновь нашла и надела его в день смерти. Почему?
– Она – подросток, они – непостоянны. Сейчас ей браслет нравится, завтра – нет, а потом он вдруг снова кажется ей симпатичным.
– В картине убийства не бывает лишних вещей. Яркое бисерное украшение на фоне тела, одетого в черный – это не случайность.
Работая частным детективом, сталкиваешься с тремя неприятными правилами. Во-первых, сохранять инкогнито и никому, кроме клиентов, не говорить, кто ты. Во-вторых, даже в случае, если тебе грозит опасность, ты не имеешь права использовать боевое оружие. В-третьих, нельзя явиться в полицию, щелкнуть пальцами и потребовать, чтобы тебе показали улики по интересующему делу. Хорошо, если просто выставят за дверь. С точки зрения закона, частный сыщик – гражданский. Да, он обязательно должен окончить юридический. Да, у него за плечами есть несколько лет службы в полиции. Но он беззубый волк – рычит, а кусаться не способен. И мне приходится прятать клыки.
