Она умела лгать и ничего больше. Поэтому ей удалось избежать насилия в больнице – исцарапала себе лицо, не мылась месяцами и придерживалась максимально отталкивающей линии поведения, даже будучи в одиночестве, не выходя из страшной роли. Она сделалась отвратительной, чудовищем, бесноватой, бешеным зверем.
С тех пор, как ее перевели в третье отделение, появилась возможность ненадолго снимать маску, жадно глотая воздух здравого смысла – разве что спозаранку с книгой из библиотеки. В коридорах тогда было еще темно, и она читала с большим трудом. Но она приучила рассудок к дисциплине и научилась уходить из реальности. Печатные, желтые страницы старых книг стали ее ключами к коридору между мирами. Она воспользовалась этим спасением с ликованием. Пусть ей не нравился ни сюжет, ни персонажи, ни даже мысли автора, но она вчитывалась в описания пейзажей и переносилась туда целиком.
Манипуляция, лицемерие и игры стали теперь для нее естественны, как дыхание или ходьба. Сначала настоящая личность просто спала в коконе неискренности. Затем она впала в кому, пока, наконец, от нее на поверхности не остались лишь ярость и страстное желание всё прекратить.
За стенами государственного учреждения для душевнобольных жил иной мир – страшная страна чудес, где самый невозможный кошмар станет реальностью. Где слышны крики, и ты не знаешь – это у кого-то приступ или санитары пытаются «утихомирить» сорвавшийся с цепи рассудок буйного. Или, может, очередной девушке сегодня не повезло.
Но Саша сделала себя глухой и безжалостной, чтобы выжить.
Больные нападали друг на друга, как дикие звери и хладнокровные убийцы – никогда не знаешь, у кого и что на уме. Опасных пациентов далеко не всегда обездвиживали, и на их этаже часто случались драки.
Саша сделала себя самой дикой из всех, самой гадкой.
– Какие статьи? Какие репортажи, о чем ты говоришь? Все знают, что у нас творится, – отмахивалась соседка Саши в третьем отделении, сама бывший врач. – Фотографировали нас, видео снимали, мы и голодовки устраивали. Всем плевать! Мы же психи, чего с нас взять? В этой стране нет такой профессии – лечить безумных, я тебе, как медик с образованием говорю. У нас исцеляют палочными ударами, голодом и тяжелым трудом, – она лихо загибала пальцы. – До сих пор отсталые верят, что так можно человека вылечить. Поэтому, девочка, если ты сюда зачем-то здоровой попала, значит, навсегда. Родственники к тебе приходят?
– Нет…
– Ни разу? Ни отец, ни мать?
– Нет.
– Ну, понятно всё, – протянула она со знанием дела и скорбной насмешкой. – А друзья есть? Хотя… – она цокнула, качая головой, и от этого жеста, полного безнадежности, у Саши внутри скрутился тяжелый узел.
На другую ночь она проснулась от ругани санитаров. Третья соседка по палате перегрызла себе вены. Неудачно. Врачи выбили ей часть зубов, насколько было ясно по характерному треску, когда девушку стукнули челюстью о стену. Саша помнила, как досталось и ей, едва она бросилась выручать несчастную. Ей «повезло», ее просто скрутили и напичкали снотворным, так что сутки она валялась в тяжелом забытьи – мучительном и болезненном.
Призраки прожитых месяцев в этой больнице заставляли ее сжиматься, словно кобру, готовую каждую секунду выпустить из недр души стихийную злобу.
Потом у нее стали появляться мысли о семье.
«Я вернусь, – пообещала себе Саша. – Обниму маму и скажу ей спасибо за то, что она ждала меня. Может, Святослав в бога даже поверит на радостях. Отец вернётся из рейса, и я вновь услышу, как за столом он рассказывает истории о пассажирах и странах, где ему довелось побывать. А потом жизнь пойдёт дальше, вот только… Только я изменилась. Я видела, что находится по ту сторону непроницаемого барьера, отделяющего мою жизнь от жизни отверженных. Я стала одной из них. Я знаю теперь слишком много, и эти воспоминания ничем не вытравить из головы. И я боюсь. Я постоянно боюсь людей. Я сижу в ванной и боюсь соседей за стеной, боюсь Кристиана и саму себя. Хотя больше всего – боюсь нормальных людей, которые кажутся безобидными. Но именно нормальные люди работали в той больнице. Нормальные медсестры и дворники. Этот страх никуда не деть. Как я буду учиться? Как я смогу работать? Я не смогу из комнаты выходить, если вернусь в их чистую, прекрасную жизнь. И что они будут со мной делать? Лечить, ухаживать… Я стану им обузой, как инвалид».
Она посмотрела на воду под ногами, обняла себя руками, закрыла глаза, вжимая голову в плечи, изо всех сил впитывая тишину: «Еще несколько минут одиночества и покоя».
Саша не смогла вымыть волосы из-за фиксирующего воротника. Чтобы снять рубашку, ей пришлось ее порвать, но она сделала это с большим наслаждением.
От одежды Кристиана пахло его духами. Подобным ароматом обладает ухаживающий за собой, благовоспитанный человек. Этот запах не шел откровенному безумию детектива – так она подумала.
Саша вышла из ванной с сожалением. Она скрестила руки и ссутулилась, чтобы сквозь тонкую ткань не выделялась небольшая грудь.
В комнате пахло кофе и блинчиками, слышался торопливый звук нажимаемых клавиш. Невозможно чуждая атмосфера пугала её.
Девушка настороженно заглянула в кухню. Кристиан что-то печатал. Бросив на нее пустой взгляд, он отметил:
– Пока сойдет, – имея в виду ее одежду. – Садись за компьютер.
«Точно. Какой-то дурацкий экзамен…»
Она, беспокойно оглядываясь, спросила:
– Зачем?
– Скоро поймёшь, – с этими словами он повернулся и продолжил жарить блинчики.
Саша неуверенно подвинула к себе ноутбук. Весь монитор занимала фотография с места преступления. Не оборачиваясь, Кристиан сказал:
– Можешь размышлять вслух.
Саша в силу своего опыта и фантазии ожидала чего угодно, но только не фотографий с места преступления. В первые секунды она не знала, что думать.
– Ты консультируешь полицию? Как Шерлок?
– Я консультирую своего друга. Из полиции нанимает меня только он и его знакомые. У нас не принято в органах обращаться к частным детективам.
Она устало потерла свой лоб.
– Ты же сказал, что не ловишь преступников…
– Не ловлю. Смотри на фото и рассуждай вслух.
Она молча смотрела перед собой. «Это всё, что тебе нужно от меня, ненормальный?»
– Неприятно смотреть? – спокойно спросил Кристиан, заметив неподвижность своей гостьи.
– И не такое видела, – отрезала Саша холодно и добавила: – Сколько у меня времени на твой… экзамен?
– Не скажу, – он поставил на стол кружку с кофе. Затем расположился перед Сашей, опираясь на подоконник и стал ненавязчиво наблюдать. Девушка в который раз ощутила себя предметом неодушевленным под этим бесстрастным вниманием.
«Ладно. Если я хочу втереться в доверие, придется играть».
Она смотрела на фото и слышала вопль.
