Саша медленно пошла следом за Кристианом, порой оборачиваясь на бродягу. Его эмоции были похожи на нефть: биение сердца – работа старого мотора, который давно забросили, и он бьется по инерции. Безысходность обнимает костлявыми ладонями за плечи душу, и та уснула в ледяных объятиях. Слепой его взор смотрит вслед Саше, он бессмысленный и тусклый. Страшную боль вызывает этот взор, но она не противится ей. С неохотой отвернувшись, девушка медленно побрела вперед, зачерпнув в ладони охапку снега. Сжимала, пока пальцы не стало ломить, будто по ним били молотком.
Кристиан сел за руль, и Саша, понуро устроившись на пассажирском сиденье, сонно потерла глаза.
– Теперь его имущество – холод и воспоминания, – бормотала она себе под нос. – С каждым годом почему-то воспоминаний остается меньше. У него есть дети. Он засыпает с фото, там двое детишек, мальчик и девочка. Может, они и выгнали его. А может – с ними что-то случилось. У каждого из бродяг за плечами своя траектория падения, свой реквием по мечте. Глядя в глаза каждому из них, я чувствую… словно небо начинает дрожать. На самом деле оно всегда дрожит, но я чувствую это, только глядя им в глаза. И тогда мне кажется, что мы все в аду, – Саша рассматривала свои ладони. Она не знала, зачем говорит всё это, но чувствовала себя переполненным сосудом, и не могла молчать. – Так просто сказать – «они сами виноваты». Ведь никто из них, говорящих подобным образом, не поднимался из самого низа, когда у тебя нет ничего и никого. Первое время после падения всё, что остается – надеяться, что тебе подадут. И ты думаешь – я накоплю денег, смогу вернуть документы, найти работу. Но не выходит, потому что тебя, например, грабят. А грабят, потому что коршуны шныряют по всем углам города, высматривая добычу, и нищие – легкая добыча. На них – всем плевать, либо их используют, как рабочую силу, либо избивают и грабят. А надо как-то выживать, и каждый из них держится за надежду. Но зимой это особенно трудно. Холод подкрадывается, начиная с октября, – Саша поежилась, голос её дрогнул. – И чтобы согреться, они начинают пить. И привыкают. А потом… а потом ничего, кроме этого уже не остается. «Сами виноваты» – это слова, который произносит человек, выстраивая себе ими дорогу в ад, – последнее она выпалила с нервной страстностью.
Затем она неожиданно заплакала. Саша ненавидела себя за эти несдержанные слезы, за свою вечную чувствительность, но увиденный нищий с фотографией детей оказался последней каплей для её самообладания. Она ненавидела себя за то, что эти слезы видит Кристиан, которому наверняка нравится заставать людей в таких состояниях. Она ненавидела его молчание. Она бы и сама хотела молчать, но слова лились из неё, как кровь из открытой раны.
Детектив неторопливо вытащил из портфеля упаковку салфеток и протянул ее Саше. Видя, что та отказывается брать салфетки из его рук, он положил их ей на колени.
– Ты не представляешь, как тебе повезло, – тихо произнес Фишер.
– Ты издеваешься?!
– Сама подумай, Александра. Мы живём в мире, где не чувствовать, быть эффективным, хладнокровным и безразличным – единственный способ выжить. Ты лишаешься способности, собственно, ощущать себя живым, а взамен приобретаешь щит безразличия. Это и есть смерть. Это и значит – продать душу дьяволу. И по улицам ходят мёртвые. А ты – жива. Вот почему тебе больно. Ты чувствуешь столько всего, столько разных оттенков, подмечаешь невероятно малые детали, сущие мелочи. Да, это не всегда приятно. Но я лишён этого света, – Кристиан усмехнулся, – а тебе досталось его так много. Делись им, и будет не так плохо. И тебе и мне выгода.
– Эта манипуляция со мной не сработает, – прошептала Саша, принципиально не трогая салфетки.
– Ты прекрасно понимаешь, что я не манипулирую. Просто принять не хочешь.
Снова начинался снег, Саша безучастно смотрела, как он бьется в лобовое стекло. Ей страшно хотелось перестать думать и надолго уснуть, но размышления возвращались к парню убитой девушки.
Закрыв глаза, она откинулась на мягкую спинку сиденья.
«Я вижу нож в своей руке. Я умею им пользоваться. Это было не раз – я поднимал и опускал его, острое лезвие вгрызалось в плоть металлическим клыком, высекая красную боль. Между нормальным человеком и убийцей есть грань, световой барьер. Я пересёк его и убиваю почти по привычке. Меня так учили, – Саша мысленно заставила себя переместиться вниманием к однорукому сообщнику. – Я виноват. Я должен был защищать, но не уберёг. Пролилось слишком много крови. Этот мир – несправедлив, и я зол на него. Хотя бы часть этой несправедливости должна быть исправлена. У меня больше ничего не осталось, мне нечего терять».
– Есть идеи, кто убийца? – спросила Саша тихо.
Пока Кристиан ехал, за окнами авто проплывали красные стены какого-то храма. В городе уже развесили декоративные оповещения о грядущем дне защитника Отечества, они переливались, мигали торжественно на унылых, пустых улицах.
– Определённо не Илья.
– Но мы же просмотрели всех знакомых его семьи.
– Он мог впервые познакомиться с кем-то в горячей точке. Там быстро становятся либо лучшими друзьями, либо врагами, – отмёл ее выводы Кристиан.
– Понятно. Ими обоими движет месть, – неторопливо бормотала Саша, сонно глядя перед собой. – Матвей, приехав, обнаружил, что младшая сестра Ильи погибла. Была изнасилована и убита. Не известно, где и как он познакомился с сообщником, но им обоим уже нечего терять. Так или иначе, в них загорелась идея мести. Это значит, что им нужно было понять, кто настоящий убийца. Они связались с парнем Василисы. Во время общения он мог рассказать им, как именно он бы хотел лишить жизни Артура. Расписал это в красках, даже не представляя, что подает идею убийцам. А они выполнили эту фантазию в точности. Потом приехали попрощаться на кладбище.
– Постой, – прервал её Кристиан. – Дмитрий – парень Василисы – самостоятельно принял решение сесть в тюрьму, верно?
– Верно.
– Ты это уже обосновала, я помню. Насколько я понимаю, эти оба не обрадуются, когда узнают, что за их преступление могут посадить невиновного?
– Но откуда они могут знать, что он, вообще, принял такое решение? – нахмурилась Саша. – Сейчас они, полагаю, уже уехали подальше от Москвы. Они закрыли историю, поставили точку. По их мнению, они исправили несправедливость, и теперь хотят оставить всё в прошлом. Точнее, это касается одного. Мы ничего не знаем об исполнителе. Если Василиса была ему дорога, то для него это тоже точка в истории. Но есть небольшая вероятность, что он с Василисой никак не связан.
– Ты сказала, что они уедут из Москвы? – внезапно переспросил Кристиан. – Понятно.
– Что тебе понятно? Почему ты повысил скорость?
– Хочу кое-что проверить. Нам нужно в агентство.
– Я так понимаю, мы сегодня не спим, – пробормотала Саша.
– Я – нет. А вот ты свою работу выполнила, – спокойно ответил ей Кристиан. – Ты дала мне все возможные ответы.
– Правда? – удивилась она.
