Она увидела измождённого молодого парня, под глазами которого пролегли глубокие тени. Не человек, а тень человека. Странно, как он находил в себе силы бегать и состязаться с Фишером в стрельбе.
«Я не знаю, что он пережил, но это сломало его. Может, когда-то он верил во что-то хорошее, был наивным и добрым парнем, мечтал о чём-то и куда-то стремился, а потом кто-то растоптал его приоритет, его смысл. И на пустом месте взамен не возникло ничего. У меня странное чувство, когда я смотрю ему в глаза. Словно он пережил то же, что и я. Словно и он был заперт в клетке, несправедливо сломан. Только его держали дольше и над ним издевались сильнее. И ничто не смогло перекрыть этой боли. Но зачем Кристиан ловил его?»
Она перевела взгляд на Фишера. В глазах детектива, по природе теплых, отражался холодный снег. Теперь он казался ей более пугающим, чем кто-либо. Саша спросила, внутренне не желая услышать ответ:
– Ты повезешь его в полицию?
– Нет смысла, – безмятежно проронил Кристиан и добавил с неприятным, неуместным пренебрежением: – Видишь ли, Александра, ты прозорлива и должна догадаться, что у меня есть свои методы.
«Он – психопат. Его не интересуют улики, преступники и законодательная система. Он – кровожаден. Вопрос: зачем он ловит людей?» – Саша похолодела и встретилась взглядом с переменившимся в лице Фишером.
«Быть не может…»
И он возник передо мной – величественный, но уродливый, а потому – заклейменный одиночеством. Ведь я знаю, что все дети преисподней таковы.
Он смеялся, как шут хохочет от собственной последней пантомимы, а испуганные птицы торопились разлететься, кто куда.
Детдомовский ребёнок с мечтой стать великим математиком. Он хотел поступить в Бауманский и, наверное, поступил бы, но его забрала армия. Он не видел в этом ничего трагичного и страшного. Он просто не знал, что там его сломают. Переломят пополам, как бамбуковую тростинку, и тогда из его души наружу хлынет злоба.
Мы ходим по улицам среди мертвецов. Мы ходим по улицам, где живут призраки. Нам в глаза улыбнется старик, и мы не увидим, что душа его съедена демоном отчаяния.
Мы говорим друг другу:
– Привет, как дела?
И любим кофе по утрам.
А за окнами снуют голодные чудовища, которые жадно глядят нам в спину из отражений – незаметные, тихие, легкие.
Он сидел в кругу среди людей на психотерапевтических сеансах и выслушивал историю – одну за другой. Слушал, слушал, ездил на химиотерапию, снова слушал. Спокойный, тихий парень, худенький и безобидный. Невидимка, мимо которого проходят каждый день. Он кричал, но никто не слышал.
Мы все кричим, и никто нас не слышит. Ибо мы живем в том месте, где стоны и скрежет зубовный.
Я смотрел на демона, а демон смотрел на меня. То, что неминуемо должно произойдет дальше, никто на свете не увидит. И Александра тоже. Взгляд её спрашивал, почти утверждал и обвинял. Я улыбался ей в лицо.
Саше сделалось холодно от страха и беспомощности. Ей наивно казалось, что она успела прочитать Кристиана, но она ошиблась и не увидела у него внутри отсутствия контроля, губительных, страшных тенденций.
– Мы направимся к дороге. Ты встанешь у обочины, отвернешься от нас, закроешь ладонями уши и покрепче зажмуришься, – безжалостно диктовал Кристиан, не взглянув на замершую помощницу, которая, в свою очередь, внимательно смотрела ему в глаза, словно держалась за рвущийся канат, пытаясь не упасть в пропасть.
– Что ты намерен делать? – поинтересовалась она строго и почти властно своим грубоватым, хриплым голосом.
– И спросил Господь Каина: «Где брат твой Авель?» – детектив издевательски осклабился.
Убийца хранил гордое молчание на теперь уже умиротворенном лице. Он переглянулся с Сашей и сочувственно ей улыбнулся. От этой улыбки что-то мучительно дернулось, как беспомощная рыба на льду, в сердце девушки. Да, они оба похожи. Они оба сидели в клетке когда-то, страдали и мечтали о мести – они чувствовали это друг в друге. Саша, не раздумывая, отчаянно шагнула к Кристиану, но он быстро направил на нее оружие:
– Ты веришь, что на сей раз я не промахнусь?
– Не делай этого… Пожалуйста. Я буду с тобой работать, слышишь?
– Закрой рот, – ответил Фишер так отчётливо и холодно, что Саша повиновалась, ненавидя себя за беспомощность и слабость.
Она, сощурившись и без страха, смотрела на пистолет. «Если я пойду прямо за ним, он меня просто убьёт». Кристиан медленно потащил беспомощную жертву к дороге. Снова на его лице проявилось выражение жадной решимости, ревностной хватки хищника.
Саша смогла заставить себя двигаться только после того, как Фишер исчез со своей жертвой среди деревьев. Выжимая из своих уставших, ослабевших ног последнюю скорость передвижения, она не могла угнаться за Фишером. Когда он достиг дороги, она невольно остановилась, глотая будто раскаленным горлом, колючий, недобрый воздух. Крупные, мягкие хлопья снега начали медленно падать вниз. Ее сильно знобило и трясло. Голова горела и взрывалась болью. Саша всегда плохо регистрировала сигналы своего тела – это являлось плюсом в моменты ее истязаний, но теперь это сыграло с ней злую шутку.
«Я должна спасти его. Быстрее, шевелись же!»
Но еще до того, как она смогла добраться до дороги, организм счел лимит физических и эмоциональных переживаний достаточным и нокаутировал сознание Саши. Она упала в обморок.
Саша очнулась в машине детектива, оказавшись завернутой в мягкий плед, как труп, который упаковали в ковер. Снегопад закончился, Кристиана не было.
Неожиданно темная тень показалась у лобового стекла. Саша с надеждой взглянула мутным взором в окно, за которым сумерки слабо просвечивались в фонарном сиянии. Обычно Кристиан завязывал передние пряди волос в хвост, теперь же они несколько небрежно опускались на его плечи. Его пальто было расстегнуто, хотя на улице дул ледяной ветер. Сашу поразило его лицо – оно было страшно безжизненным, будто выбеленным, как чистый лист бумаги.
Когда он с грузной медлительностью опустился на водительское сиденье, от детектива пахло снегом и солоноватой медью. Саша поняла, что не видит за окном машины убийцы.
– Он… уехал, да? – тихо спросила девушка.
Фишер проигнорировал этот вопрос, завел двигатель и механически пристегнул ремень безопасности.
Его зрачки полностью вытеснили радужную оболочку. Саша решила, что Кристиан употребляет стимуляторы и скрывает пагубную страсть от нее. Ей захотелось объяснить ему, что ее не касаются такие вещи, и она не имеет права осуждать, но слова не желали появляться из пересохшего горла.
Кристиан взглянул на нее, и на мгновение ей показалось, что стена, которая всегда ощущалась в общении с ним, внезапно приоткрылась, выпуская наружу тень чего-то жуткого. Саше стало страшно.
