– Он так не поступит, он – не дурак, – медленно выговорил Фишер. – Это рычаг.
Так как Кристиан проигнорировал недоумение на ее лице, Саша развела руками:
– Прости, я не уловила твой телепатический ответ. Рычаг?
– Я запустил цепную реакцию с помощью этого заведующего. А еще стащил кое-что в его кабинете, – Кристиан под ошарашенный Сашин взор вынул из кармана флеш-накопитель и констатировал неожиданно: – Не помню, чтобы мы завтракали сегодня. Недалеко от автобусной остановки найдется какое-нибудь кафе. Судя по твоему лицу, бессмысленно спрашивать, что ты поняла из моих действий в машине.
Саша две секунды хранила молчание, полное недовольства и открытого презрения, а потом не выдержала:
– Например, ты подозреваешь связь между заведующим и убийцей, но я не представляю, в чем она заключается. Еще ты решил, что именно ему принадлежит та машина.
– Ну, ты попыталась.
Саша облизала губы, сдерживая ругательства.
– По порядку, – продолжал Фишер невозмутимо, – ты знаешь убийцу в лицо и следила за ним, ты была в подвале, и тебя хотят найти, потому что тебе стерли память не очень тщательно. С тобой очень уж гладко содействовали. Заведующий и сам не прочь поскорее вернуть беглянку. Я заподозрил потайной вход, увидев, куда выходит окно твоей палаты, учитывая планировку здания. Окно смотрит в сторону перелеска, видного за забором. Там только один колодец, который давным-давно не функционирует. Плитка на полу старинная, потому что больницу возвели во время первой мировой войны на том месте, где тогда стояла усадьба, переделанная для гарнизона. Скорее всего, под домом есть катакомбы. И там происходит что-то нехорошее, причем, наш добрый доктор не знает, что именно, но догадывается. Он обо всём догадывается, просто предпочитает молчать. Это Карро.
В голове Саши звенело. Они уже вышли из машины и двигались в сторону небольшой палатки, где пекли блинчики. Несмотря на то, что девушка толком не завтракала, она остановилась у двери, взглянула на Кристиана беспомощно, проронила:
– Ничего… не понимаю. Что такое Карро?
– Та самая тварь, из-за которой творится зло.
– Демон? – страдальчески всхлипнула Саша, понимая, что голова ее сейчас разорвется.
Кристиан молчал. Он неожиданно подхватил ее под руку и нежно погладил по лбу:
– Перенапряглась. Не стоило всё на тебя вываливать. Спокойно, осторожно, смотри на меня…
Саша, переставая ощущать собственное тело, медленно перевела взгляд на Кристиана:
– Когда ты отправлял меня туда…
– Тихо-тихо-тихо…
– Когда ты отправлял меня, ты всё знал. Да ведь?
– Тебе не должны были так вредить, – успокаивающе бормотал он. – Ты послана только изучать обстановку. Я не отправил бы тебя к людям, которые станут играть с твоим рассудком, потому что он мне самому нужен. Они нарушили соглашение со мной.
Неожиданно Саша с легким удивлением осознала, что Кристиан зол. По-настоящему. Сейчас, когда он гладил ее по лбу (к ее счастью, девушка ничего не чувствовала и не замечала), сейчас, когда тон его столь мягок и нежен, он действительно зол. Только она не понимала, почему и что это значит.
– Я найду тебя, Александра, – прошептал он успокаивающе, подталкивая ее к двери крохотного кафе. – Но сейчас ни о чём не думай. Считай, что у тебя небольшой перерыв. Позволь себе не напрягаться, это вредно.
– Кристиан, – она поежилась, – прекрати, пугаешь…
Мне твой мозг нужен в рабочем состоянии. Они нарушили договор. Нельзя нарушать договор с «Перекрестком».
Я не стал отвечать Александре, что такое Карро, ибо могу говорить про него долго.
В перечне великих грехов пропущен один – самый постыдный, самый бесчеловечный, самый сильный в плане толчка к деградации. Он масштабен, и его можно найти всюду в мире. Куда бы вы ни взглянули – он уже там. Карро.
О нём не говорит церковь, а если и говорит, то полушепотом. Вы найдете лишь синонимичные упоминания этого демона, лишь очертания, но его имя стерто. О нём не говорят, потому что признать его неудобно, как регулярную связь с проституткой или недержание.
Церковь о нём молчит потому, что он есть в ней. Мы о нём не говорим, потому что он – среди нас. Власти о нём не говорят, потому что он ей выгоден. Моралисты о нём не пишут, потому что это лучший способ остаться неуслышанным. Ибо когда его упоминают, все молчат, либо с упреками оправдываются, и это выглядит жалко, потому что демон масштабен. Он соседствует с еще одним, порождая его, как своего преемника. Он правит не столько миром, сколько массами.
Карро считается демоном жестокости. На самом деле, это снова синоним. Истинное обозначение глубже.
Он шепчет: «Забудь, ты тут ничего не можешь сделать».
Он шепчет: «От тебя всё равно ничего не зависело».
Шепчет: «Ты ничего не значишь против большинства, смирись».
Если вдуматься, то самое частое слово в его лексиконе – ничего. Ничто.
Он был рядышком, когда толпа собиралась смотреть на казнь, потому что это было единственным развлечением. Это он говорит тебе не вмешиваться, если ты видишь несправедливость. Он унижает, подавляет, он делает жалкой даже церковь, потому что духовенство против него… Сравните-ка.
Он генетически вшит в нас, потому что начинается со стадности. Он начинается с возможности противопоставления личности и общества.
Безразличие – вот что значит Карро. И вот, вы видите социум, который боится развиваться, идти на риск и состоит из людей, не готовых даже к капле сострадания. Сейчас в моде жестокость, потому что она делает безразличие не таким позорным. А оно – действительно позорно. Это как притворяться калекой, хотя ты здоров, и ожидать, что мир будет тебе потакать в твоих слабостях. А он не станет потакать, и всё, что тебе нужно для своего счастья – начать хоть что-то делать. Всё, что нам нужно для нормального общества – начать что-то делать.
Ловить в себе безразличие неприятно, потому что это толкает на вопросы к миру и своей совести. Сразу хочется оправдаться, хотя нужно – найти и опознать в себе эту тварь – раз. Принять – два. Спросить, станешь ли ты что-то менять – три. Мы не доходим до третьего пункта, подсознательно зная, что ничего делать не станем, а осознавать себя, в сущности, слабеньким, маленьким человечком нам не очень приятно.
Это единственный демон, который для меня превосходит всех по уродливости. Единственный, кто действительно выводит из себя.
Кристиан был слеплен из способности действовать. Когда Саша сбежала из больницы, когда она попыталась себя убить, когда спасла его от выстрела в прошлый раз, каждый раз, когда превозмогала свою асоциальность, он почти любовался ею.
Если Саше как-то необратимо повредили, Кристиан нарушит парочку собственных правил, причем, не будет об этом жалеть.
