– Я заеду за тобой завтра к восьми часам утра, приведи себя в порядок.
– Ты уходишь прямо сейчас?
– Да. И шею мне покажи, – он дотронулся до ее подбородка, хмурым взглядом изучая рану, после чего отметил, словно делая ей комплимент:
– Хрупкое, но очень выносливое тело – рана заживает быстро и с температурой от переохлаждения справилась замечательно.
«Чувствую себя качественной иномаркой», – подумала она.
Фишер повернулся к двери и неожиданно заговорил прохладно, тихо и отчетливо:
– К сожалению, второе дело, в котором ты замешана, находится на критической отметке по уровню опасности. Будет справедливо и разумно для обоих, если я дам тебе шанс скрыться. Но только хорошенько запомни, эта возможность уйти совсем – единственная, и больше такой не представится, – он повернулся к ней, в этом движении было что-то от разворота аллигатора в сторону добычи. Гадкий, злой оскал оживил его глаза, но Саша ровным голосом, невозмутимо смотря на него, произнесла:
– На сей раз верю. Видимо, всё паршиво. Хорошо, Крис, я подумаю.
– Оставшись, ты тем самым крепко привяжешь себя ко мне.
Саша холодно уточнила, чуть поднимая подбородок и вытягивая шею, чтобы казаться хоть немного выше:
– И уволиться, конечно, не выйдет?
– Ты всегда останешься в зоне моего влияния.
Она сурово прошептала:
– Может, я заодно и как-нибудь иначе тебе нравлюсь?
Кристиан посмотрел на нее слегка удивленно.
– Посмотри на себя, я не вижу в тебе особь женского пола. Твои намеки глупы и неуместны.
За это я и не люблю девушек. Они ищут личный подтекст там, где его нет. Они ищут его, даже если он им не нужен.
Не прощаясь, он закрыл за собой дверь, после чего ледяная атмосфера напряжения аванпоста перед обстрелом, всегда являвшаяся неизменным спутником этого страшного человека, беспомощно и быстро рассеялась. Вокруг сделалось неправильно и натянуто пусто.
Саша отошла от двери, оперлась спиной на стену и медленно-медленно сползла на пол, закрыв глаза. Могло показаться, что ей плохо, но на губах ее постепенно появилась блаженная, слабая улыбка. И первое, чего захотелось – уснуть в пустом помещении, укутав душу в теплое осознание собственной ненужности, одиночества и незримости для прочего мира.
Покинув квартиру, я мысленно попрощался с Александрой навсегда и без сожаления, как привык, вообще, со знакомыми, приобретаемыми во время расследований. Я предупредил ее, был откровенен, предоставив ей выбор, и ожидал, что девица исчезнет. В конце концов, глупо не воспользоваться таким шансом.
Этот недостаток критичен – она слаба. И уйдут годы на ее тренировку. Выходит, она погибнет. Следовательно, проще отпустить ее и пользоваться иногда ее услугами на расстоянии, параллельно продолжая искать нужного профайлера. Не хотелось бы, но я не рассчитывал наткнуться на дело такой сложности столь быстро. Есть риск, что она попытается мне отомстить, но я в любой момент могу ее уничтожить и держу ее жизнь за горло.
А жаль. Будь она немного более сильной…
Квартира, считавшаяся для Фишера условно «домом», располагалась на конце салатовой ветки метро. Она кому угодно могла бы понравиться с первых описательных слов. Тихо, река рядом, а с высоты, глядя на небольшой парк, иногда кажется, что мир и в самом деле еще живой. Но это и единственные плюсы, ибо в комнатах было холодно, не слышно ни оживленного голоса, ни смеха. Темные, высокие, пустые стены, чистый, черный кафель, сквозняк гуляет по-хозяйски.
Когда-то квартира была трехкомнатной, но во время ремонта два помещения удалось объединить в одно просторное до бессмысленности, оснащенное звукоизоляцией и вытянутое. Здесь царили особенно густые сумерки из-за непроницаемых жалюзи. Из мебели тут было только высокое – от пола до потолка – зеркало, карта России во всю противоположную стену, исчерченная и усеянная листочками с пометками мелким почерком, и качественная стереосистема. На кухне стояла невысокая холодильная камера и пустая барная стойка. В комнате главенствующее пространство было отдано исполинскому книжному шкафу, узкий и жесткий диван ютился напротив него. Рядом робко пристроился кофейный столик на колесиках, усеянный стопками литературы, касающейся энтомологии и журналами по хирургии. Из-под них выглядывал томик о татуировках древних народов на английском, а рядом небрежно лежало пособие по обработке древесины. На полках можно было найти не менее диковинную литературу. Большинство изданий выглядело так, словно там постоянно делали пометки и оставляли закладки. Целая полка принадлежала тонким тетрадям с конспективными записями по самым различным отраслям прикладных наук.
Нет, это не дом и даже не рабочее место, а что-то вроде площадки для взлета его интеллекта, вынужденная дань физиологическим потребностям – не более.
Он снял на ходу рубашку, завязал волосы в хвост и вошел в большую комнату. Крис хотел подытожить все, подумать, сосредоточиться на алгоритмах дальнейших действий. Он включил стереосистему, и из хороших колонок заиграла композиция Third Realm – «She’s Му Addiction», создающая необходимый ритм мысли – медленный, тягучий, но уверенный и непреклонный, как танк. Плавные, гибкие движения тела копируют работу ассоциативного мышления, глаза закрыты, и весь он целиком уже не человек, а символ собственного внутреннего поиска.
* * *
Саша пролистывала дела, раскрытые Кристианом, чьи-то беды, надежды и мысли текли мимо ее взора магазинной очередью.
Пропавшая девочка по имени Анжелика привела Кристиана к торговцу детьми. Цыган. У самого пятеро и одна жена, которая помогала ему вести дела. На фото человек с очень темной кожей, круглыми, печальными глазами и пышными, почти сталинскими усами. Дело было раскрыто, но почти полсотни детей так и не нашли.
Молодого ветеринара убили подростки – от четырнадцати до шестнадцати лет. Убили за то, что женщина запрещала им мучить дворовых котов. Избили ее до смерти. Всех нашли, сидят в колонии, родители пытаются их вытащить и валят вину на судебный произвол жестоких властей.
В Сибири директор школы насиловал своих учеников. Об этом знали все, включая некоторых родителей, но никто ничего не предпринимал. Когда директора закрыли, благодаря Кристиану, школа лишилась существенных финансовых вложений с его стороны, и ее пришлось распустить. Больше школ в селе нет, и теперь всем придется ездить далеко, за город. У директора честные, небольшие глаза, аккуратный костюм и довольно хрупкое телосложение. В камеру он смотрел слегка вопросительно, до конца не веря, что его всё-таки поймали, словно не безразличие кого-то к судьбе детей стало для него шоком, и он не может заставить себя его осмыслить.
Пятидесятилетняя женщина умерла от того, что ей на голову обрушился потолок. Она жила на окраине Архангельска. Пять лет власти обещали ей другое жилье. Обещание выполнили, и женщину планировали переселить в дом по соседству – такой же нищий и с наполовину ушедшим под землю первым этажом. Проблему осветили на телевидении еще до того, как пенсионерка умерла, новость промелькнула в передаче между встречей глав государств по вопросу проблем с Израилем и большой автомобильной аварией за МКАДом. Про новость забыли сразу, как закончилась передача. Через месяц женщину раздавил потолок. Умирала она медленно под завалом, на помощь никто не пришел, сверху люди не жили. Потом новость осветили еще раз, но это произошло в праздники, и никому не было до произошедшего дела. Дом так и стоит. Там всё еще живут люди. Кристиан окрестил дело несчастным случаем и расследование провел скупо. Позже в том же городе почему-то повесился партийный товарищ мэра, который по странному совпадению как раз был ответственным за программу переселения людей в новые дома из аварийных… После этого сам мэр скоропостижно улетел заграницу в бессрочный отпуск.
