Тут за мой столик подсаживается какой-то лысеватый господин средних лет, складывает на колени снятый и сложенный вдвое коричневый пиджак и говорит:
— Я вам не помешаю?
Хм. Вокруг целых три свободных столика.
Пожимаю плечами и отворачиваюсь к окну. В коце концов я села за столик с четырьмя стульями и если он будет оставаться там с краю, то в общем-то поразмышлять он мне не помешает.
Но он целенаправленно пытается мне мешать:
— Вкусный?
Поворачиваюсь к нему. Он кивает на мой бисквит.
— Да, вполне, — сухо говорю я.
По сравнению со вчерашними попутчиками, выглядит он откровенно непритязательно. Полноват, лысоват, сутуловат, с двухдневной щетиной, которая абсолютно ему не идёт, с выпирающим пузиком, короткими волосатыми пальцами, узенькими губами, желтоватыми зубами и серым, пятном на рубашке, прямо над правым лацканом. К тому же он несколько пучеглаз и обладает носом редкостной формы — дряблой картофелины. Но деньги у него, очевидно, водятся и, видимо, это — придаёт ему храбрости и уверенности в себе. Он одет в стиле "кэжуал" и надо сказать — одет вполне со вкусом, а на левой руке носит неброские, но стильные часы.
— Почему вы одна?
Какой интересный вопрос. А главное — какой тактичный!
— А почему бы и нет? — взметнув брови, спрашиваю я.
— Ну, просто я вот за вами уже полчаса, наверное, наблюдаю… Думал, вы кого-то ждёте, а потом понял, что вы просто этим вечером почему-то одна.
— А мне так хочется.
— В компании же веселее?
— Это зависит от компании.
Он тянет через стол руку.
— Меня зовут Павел.
Смотрю на его руку и думаю, как бы так повежливее его отшить, раз он намёков не понимает. Он убирает свою ладонь, но чуть подвигается со стулом к окну, поближе ко мне. Хорошо хоть рядом не сел.
— А вас как зовут? — не сдаётся он.
— Элеонора Роттердамская.
Он ухмыляется, и я тоже улыбаюсь — ну, хоть не без чувства юмора мужик.
— А на самом деле как?
— Мужчина, я не ищу компании, — мягко говорю я. — Позвольте я продолжу пить свой кофе.
Он поднимает указательный палец и одобрительно тряся головой, сообщает:
— Вот, кстати, вы одна из немногих дам, которые называют кофе правильно — в мужском роде.
Он ещё и сексист? Как мило.
— Классно, что у мужчин грамотность — врождённое свойство, — отвечаю я и поворачиваюсь к окну, давая понять, что разговор закончен.
Но он не унимается:
— Я тоже в этом отеле остановился. В командировку приехал. По работе.
Ну, надо же, какое совпадение! Это судьба, не иначе! Сейчас через стол перелезу и станем обниматься на радостях.
— А вы? В Питере живёте? Или тоже приезжая?
— Скажите, пожалуйста, что непонятного в том, что я вам сказала на тему своего желания выпить кофе в одиночестве?
— Да не, всё понятно, — добродушно пожимает плечами он. — Просто вот решил с вами познакомиться.
— Зачем? — глядя ему в глаза, задаю вопрос в лоб.
И тут же ловлю себя на мысли о том, что сказал мне по этому поводу Роман. Даже испытываю укол совести. Мужик-то вполне неплохой, видно, чего его обижать? Настырный, правда. И какой-то глуповатый, что ли. А у меня на глупых мужиков реально аллергия. Да и вопрос уже задан.
— Ну… — теряется он. — Просто… Пообщаться. Скучно здесь в отеле-то, — он вздыхает. — Смотрю, красивая девушка сидит. Чего бы не познакомиться-то?
— Я замужем, — вдруг вслух вспоминаю я.
— А чего кольцо на пальце не носите? — недоверчиво интересуется он.
— Мне кажется, что это вас не касается.
— Извините. Действительно, не касается. Просто спросил.
Молчим. Продолжаю пить кофе, но теперь в его присутствии мне откровенно неуютно. Ему приносят чай и пару круассанов.
— Хотите? — предлагает он сразу, как только официант отходит от стола.
— Нет, спасибо.
— Я так понял, вы из другого города, — говорит он. — Из Москвы, скорее всего.
— Почему вы так решили? — заинтересовываюсь я.
— Ну, во-первых, это гостиничное кафе, а, во-вторых, москвичек видно обычно. Холёные, высокомерные часто.
— По-вашему, я высокомерная?
— Так и думал, что насчёт холёности вопросов не будет, — хмыкает он.
Пропускаю эту шутку мимо ушей.
— Ну, да, немножко высокомерная, — говорит он. — Я же вас ничем не обидел. Просто подсел познакомиться. А вы мне даже имени своего не сказали.
— А разве должна?
— Ну, не знаю, не должны конечно. Но просто, как бы, из вежливости.
Он начинает мне надоедать. Хоть вставай и уходи, оставив недопитую, пусть и вторую, чашку кофе и недоеденный десерт.
— А вы не думаете, что невежливо — садиться за чужой столик без полученного на то разрешения?
— Так столики общие же.
Закатываю глаза. Отворачиваюсь к окну.
— А вы раньше бывали в Питере? — спрашивает этот настойчивый крендель.
Поскольку он не даёт мне принять важное решение и не отлипает от меня, несмотря на то, что прямым текстом ему сказала, что хочу побыть одна, я немного злюсь.
— Я вот думаю, — говорю я, — может мне позвонить мужу, и попросить, чтобы он спустился сюда?
Забавно было бы. Приезжай, мол, в Питер, поднимись на второй этаж, а потом спустись сюда. Впрочем, он скорее всего бы сейчас даже трубку не взял… Наверняка у неё. Если помирился с ней, конечно. Удивительно, но при мысли об этом разве что грустно немного, не более.
Этот намёк навязчивый приставала, похоже, понимает.
— Ладно, — смущённо, будто вдруг застеснявшись, говорит он, — пойду я, это… поближе к музыке. Тут что-то дует немного… Кондишен, наверно.
— Наверное, — говорю я.
— Приятного вам вечера. Элеонора.
— И вам, — киваю ему я.
Он отходит подальше и забирается за столик с диванчиком у дальней стены. Когда я доедаю свой бисквит и допиваю кофе, вижу, что он уже пристаёт к другой девушке, занявшей место в уютном уголке у телевизора, где без звука крутят какой-то музыкальный клип. Судя по выражению лица девушки, которая его лет на десять-пятнадцать младше, она его компании совершенно не рада.
Расплачиваюсь, выхожу из кафе и поднимаюсь к себе в номер.
Глава 10
Роман был прав. Снова накатывает тоска. И чем больше я думаю о том, чтобы не поехать, тем тоскливее мне становится. Понимаю, что вечер пройдёт так же уныло, потому что ехать одной куда-нибудь в театр или в клуб мне совершенно не хочется, а поезд у меня только утром, почти в полдень. Да и погода такая, что как-то грустно одной. Правда лучше уж одной, чем в компании мужичка, просто олицетворяющего собой поговорку "Такая простота хуже воровства".
