Ну а третья причина — стратегическая, которую часто недооценивают или даже просто не замечают, но которая, возможно, является самой важной. Когда общество слишком долго живёт спокойной мирной жизнью, оно становится травоядным, и рано или поздно неизбежно рушится под натиском молодых и агрессивных захватчиков. Поэтому наши правители умелым давлением поддерживают достаточный уровень агрессии в обществе, чтобы воспрепятствовать подобному вырождению.
— Надеюсь, я ответил на твой вопрос, Арди, — он посмотрел на часы. — А сейчас наше время вышло, и мы с вами прощаемся до следующего занятия.
* * *
— Долго же вы до меня добирались, барон, — язвительно произнёс архиепископ Рижский.
Долго — это два дня. Послание архиепископа в довольно резких выражениях требовало немедленно явиться к нему в Ригу. Подобное бесцеремонное требование несколько выходило за рамки — архиепископ не был моим сюзереном, никакой власти надо мной не имел, и я мог с полным правом его распоряжения игнорировать. Однако не всеми правами стоит пользоваться, и право пренебрегать пожеланиями архиепископа было как раз из этой серии. Так что я к нему всё-таки явился, но при этом демонстративно не спешил.
— Я пустился в путь сразу же, как только мне позволили неотложные дела, монсеньор, — ответил я с вежливым поклоном. — Я слишком вас уважаю, чтобы игнорировать ваше приглашение.
В воздухе повисла непроизнесённая, но явно подразумеваемая фраза «а мог и проигнорировать», и архиепископ слегка поморщился.
— Не знаю, как в Новгороде, но у нас в империи убийство является уголовным преступлением, — сурово заявил он. — Что вы можете сказать в своё оправдание, барон?
— Ах, вы наверняка о том главаре банды, монсеньор, — я довольно убедительно изобразил выражение лица человека, который наконец решил непростую загадку, и сейчас гордится своей догадливостью.
— Не знаю, откуда вы взяли эту глупую идею насчёт главаря банды, — нахмурился архиепископ. — Густав Мильхе был добропорядочным коммерсантом, пользующимся немалым уважением в обществе.
— Вас обманули, монсеньор, — торжественно заявил я. — Может, он и маскировался под честного коммерсанта, но на самом деле он был главарём банды, которая занималась в основном контрабандой, но не чуралась грабежей и убийств…
— Глупости! — заявил архиепископ.
—… и у меня есть тому доказательства! — закончил я.
— Какие ещё доказательства? — раздражённо вопросил тот.
— Позвольте рассказать вам историю полностью, монсеньор, — предложил я. — Подозреваю, что сообщники бандитов решили воспользоваться вашей всем известной добротой, и рассказали вам лживую сказку, имеющую с правдой общего не больше, чем Густав Мильхе с добропорядочным коммерсантом. Люди «Большого Густава» — это кличка этого самого якобы коммерсанта, — как оказалось, грабили баронство Раппин. И когда баронская стража этому воспрепятствовала, он прислал человека с требованием денег. Он также потребовал не препятствовать ему и дальше заниматься грабежом моего баронства, в противном случае он угрожал убийствами членов моей семьи. Я привёз с собой его посланца — он сейчас находится в моём дирижабле. С вашего позволения, я готов доставить его сюда, и мы вместе с вами убедимся, что мой рассказ полностью правдив.
Архиепископ слушал меня с кислым выражением лица.
— Допустим, я поверю вам, барон, что у вас возник некий коммерческий спор. Но убийство, пусть даже в ответ на угрозу — это всё-таки чрезмерно, и не заслуживает оправдания.
— Поверьте, монсеньор, моё сердце разрывается от печали. Я полностью с вами согласен, и сам твёрдо убеждён, что человеческая жизнь является высшей ценностью. Но что мне оставалось делать? Ведь если бы я спустил это с рук, все бы приняли это за слабость. За возможность надавить на меня. И тогда рано или поздно это и в самом деле дошло бы до убийств моих родных. Каждый человек имеет право на самооборону, и я с болью в сердце отдал этот приказ. Но в своё оправдание должен заметить, что наказан был только непосредственный виновник. Что же касается других членов шайки, мои люди всего лишь поговорили с новым главарём, и объяснили ему недопустимость подобных действий в моём баронстве. В результате мы согласились считать инцидент исчерпанным.
— Вы передадите мне того человека барон, — распорядился архиепископ. — Я сам его допрошу, чтобы проверить ваш рассказ.
Ну да, а то ведь для тебя здесь есть какие-то неясности. Лично у меня не было ни малейших сомнений, что Большой Густав действовал с ведома архиепископа, оттого и вёл себя так нагло.
— Разумеется, монсеньор, — поклонился я. — Я распоряжусь, чтобы его передали вашим людям.
— А что насчёт экипажа дирижабля?
Забавная оговорка — он, похоже, забыл, что я не упоминал дирижабль, а просто сказал про грабёж баронства без уточнения деталей. Понятно, что он и без меня знает все подробности, но он же делает вид, что ничего не подозревает о настоящих занятиях Большого Густава.
— После столкновения со стражей уцелели немногие, — развёл я руками. — Увы, они были взяты с поличным, и суд баронства для подобных людей выносит приговоры без всякого снисхождения.
Я не стал уточнять, что они ещё живы — это всё равно ненадолго. Очень скоро им предстоит сыграть свою роль в одном спектакле, который им пережить, увы, не суждено.
— Вы чрезмерно кровожадны, барон, — ещё раз поморщился архиепископ.
«А вы-то здесь такие гуманисты и альтруисты», — усмехнулся я про себя.
— Сказано от Матфея, что каждому воздастся по делам его, — заявил я голосом, звенящим от чувства собственной правоты. — Незаслуженное снисхождение способно лишь дальше губить душу, закореневшую в преступлениях.
Архиепископ посмотрел на меня с ясно выраженным скепсисом, как бы желая сказать: «Давай ещё ты поговори тут про Евангелие», но всё же не стал продолжать бессмысленный разговор.
— Надеюсь, вы извлекли урок, барон, — сказал он, решив подвести итог. — Я не хочу больше слышать ни о каких бессудных убийствах.
— Я приложу все свои силы, монсеньор, — искренне заверил я. — И в свою очередь надеюсь, что меня к этому не вынудят.
Он вздохнул, явно неудовлетворённый таким обещанием, но предпочёл довольствоваться этим.
— Я бы хотел обсудить с вами ещё одну тему, барон, — доверительно сказал он, вставая, и беря меня под руку.
Ну вот наконец-то и закончился спектакль, призванный подготовить меня к деловому разговору, и речь зашла о настоящей причине вызова.
— Я весь внимание, монсеньор, — откликнулся я.
— Нас интересует сельскохозяйственная продукция вашего баронства. Церковной десятины нам недостаточно, и мы заинтересованы в дополнительных поставках.
Этого я и ожидал — надежды на контрабандные поставки больше нет, а дополнительные объёмы им действительно нужны. А я, в общем-то, и не против.
