— В таком случае вам больше нравится современное
американское общество? Бездуховность, пропаганда успеха любой ценой, отсутствие
цели, явное разложение и дебилизация общества. Вам не кажется, что люди должны
искать несколько другие пути для развития цивилизации?
— Ничего лучше пока не придумали, — вздохнул Моргунас, — и в
любом случае наш спор носит несколько отвлеченный характер. Я выбрал Америку,
вы остались у себя. Каждый выбирает то, что ему больше нравится.
— Кто еще знал о болезни Кристин? — спросил Дронго.
— Никто. Я думаю, знал Барнард. Возможно, Агнесса, хотя нет,
Кристин не стала бы ей говорить. Они и так очень переживают после смерти
Сильвии. Может, Линдси. Он мог догадаться, видел, как она похудела в последнее
время. Не знаю. Я, во всяком случае, никому и ничего не рассказывал. Так
просила сама Кристин.
— Хорошо. Тогда договоримся, что вы и дальше будете молчать.
Во всяком случае, пока вас не спросят об этом сотрудники полиции.
— Я не очень рассчитываю на этих местных пинкертонов, —
признался Моргунас. — Вы видели их лица? Полное отсутствие признаков интеллекта
на лице. Боюсь, что, кроме вас, здесь просто некому будет искать убийцу.
Возможно, Кристин поэтому и привезла вас сюда, уверенная, что именно вы
поможете в розыске преступников.
— Вы знали, что ей угрожали?
— Она говорила, что ее предупреждают, угрожают. Но я не
придал этому такого значения.
— Но вы отговаривали меня от поездки?
— Да. Только из-за ее болезни. Я не думал, что здесь могут
произойти такие события. Даже не предполагал.
— После смерти Кристин и ее мужа единственным наследником
остался Юхан?
— Я не знаю. Нужно посмотреть ее завещание. Но возможно, что
там упомянуты Агнесса и ее сын. Больше у Кристин не было родственников. Прямых
родственников, — поправился Моргунас.
Он немного задумался, а затем сказал:
— Кажется, я вас понимаю. Подозрение в таком случае падает
на наследников. Юхан и Агнесса. Но ведь рядом с ними есть люди, которые
выигрывают гораздо больше, чем эти двое. И ничего не теряют. Если сын и сестра
Кристин любили ее как родную, то эти двое могли игнорировать подобные чувства.
И умело просчитать выгоду от смерти Кристин и ее мужа. Я вас начинаю понимать.
И тогда главные подозреваемые — Юрий Горлач и Алиса Гиндина. Поэтому вы здесь?
Кристин подозревала кого-то из них? — ошеломленно спросил Моргунас.
— Их двоих и врача, который прилетел из бывшего Советского
Союза, — напомнил Дронго, — и который знал ее тайну. Но мне кажется, что она
позвала меня не для того, чтобы я обвинял этих людей, а, наоборот, защищал их.
Тем более что Горлача, по-моему, ненавидят все здесь присутствующие за его
несносный характер. Да и Алису многие недолюбливают.
— Надеюсь, что в отношении меня у остальных нет подобных
предубеждений? — хмуро спросил Моргунас.
— Полагаю, что пока нет. Но нам лучше вернуться обратно в
гостиную. Рауль уже, наверное, позвонил в полицию, и они скоро будут здесь. А
мне нужно еще поговорить с Агнессой и Алисой.
— С Агнессой не нужно, — возразил Моргунас, — она в таком
состоянии. С ней сейчас лучше не говорить.
— У меня нет времени, — возразил Дронго, — кто-то сегодня
уже обманул меня, вызвав в поселок. Звонила какая-то женщина. На вилле, кроме
нашей кухарки, которая находилась рядом с горничной и не могла ей позвонить,
были только три женщины. Кристин погибла. Остались только две. Я обязан узнать,
кто из них звонил, пытаясь удалить меня из дома.
— Тогда это Алиса, — уверенно сказал Моргунас. — Кристин ее
недолюбливала. Вы знаете, что эта молодая женщина приехала не так давно из
России? И уже успела сняться в эротических фильмах. Или порнографических, я
точно не знаю. Ради своих интересов эта молодая особа не остановится ни перед
чем. Я думаю, что это была именно она.
— Как легко вы выносите свои приговоры, — возразил Дронго. —
Между прочим, вы тоже приехали из бывшего Советского Союза. Не нужно считать
всех выходцев оттуда людьми, готовыми на все, что угодно. У Алисы была трудная
молодость, но она пытается хоть как-то устроиться в этом безумном мире.
Возможно, совершая ошибки.
— Вам нужно работать адвокатом, а не сыщиком, — заявил
Моргунас.
Они вернулись в гостиную. Агнесса уже перестала плакать и
сидела рядом с телом сестры, беззвучно шевеля губами. Алиса по-прежнему держала
руки Юхана, пытаясь успокоить его. Увидев Дронго, Рауль подошел к нему.
— Я уже позвонил в полицию, — сказал он, — они будут здесь
через полчаса.
— Алиса, — позвал Дронго, и все присутствующие вздрогнули,
словно он назвал имя убийцы, — можно вас на одну минуту?
Юхан нахмурился.
— Может, вы оставите нас наконец в покое? — раздраженно сказал
он. — Нам уже хватает ваших забот.
— Я еще не закончил, — хладнокровно парировал Дронго, — и
пока я не узнаю истину, я не остановлюсь. Извините меня, Юхан, я понимаю ваше
состояние, но это моя работа. Алиса, давайте выйдем.
— Ничего. Ничего, — прошептала она Юхану, поднимаясь со
стула и выходя из гостиной.
— Что вы хотите? — гневно спросила она, когда они вышли в
соседнюю комнату. — Что вам нужно? Почему вы меня дергаете? Теперь все будут
думать, что вы подозреваете именно меня. — Она явно нервничала.
— Какой у вас размер ноги? — спросил Дронго.
— Тридцать девятый, — испугалась она. — А почему вы
спрашиваете?
— У вас есть мобильный телефон?
— Есть.
— Дайте его мне. У вас только один аппарат?
— Да, — она не понимала суть его вопросов. Она вообще ничего
не понимала. Но, достав из заднего кармана своих джинсов аппарат, передала его
Дронго. Он быстро проверил все исходящие звонки и вернул телефон.
— Все, — сказал Дронго, — больше у меня нет к вам вопросов.
— Вы сумасшедший? — гневно спросила Алиса. — Зачем вы меня
позвали? Чтобы посмотреть мой телефон и спросить, какой размер обуви я ношу?
— Пока этого вполне достаточно. — Дронго повернулся и пошел
в гостиную, оставив ничего не понимавшую Алису одну. Ему предстоял самый трудный
разговор на этой вилле.
Глава 20
Он вошел в гостиную, и на этот раз все смотрели на него.
Линдси даже нахмурился. Он решил, что в этот раз Дронго пригласит для личной
беседы его. Барнард даже не поднял голову. Агнесса всхлипнула. Горлач
повернулся, глядя на вошедшего. Моргунас незаметно вздохнул. И только Юхан
встретил вошедшего откровенно враждебным взглядом.
