Возникает вопрос: как эти многочисленные служители размещались в усадьбе? В северной ее части (в стороне Невы) на рубеже XVIII–XIX вв. существовало около десятка двухэтажных и одноэтажных, с деревянной надстройкой, флигелей разного назначения. Некоторые в описи значатся как лакейский, канцелярский, кухонный, манеж, другие собственных названий не имели. Во всех них жили служители. В зависимости от места в крепостной иерархии и числа членов семьи они жили или по нескольку человек в комнате, иногда имели отдельное жилье в одну или более комнат.
Например, истопников в 1803 г. числилось 13 человек, им предписано сшить специальные камзолы
[354]. В графской конюшне содержалось в то время более 80 лошадей: «восьмерка разношерстных», «цуг серых» и т. д. Так называемые разъездные лошади использовались для разных нужд, в том числе и служителями. Так, кухмистер Горн имел право пользоваться двумя лошадьми, правитель канцелярии Малимонов также двумя и т. д.
[355] В числе служителей состояли те, кто обеспечивал должное состояние конюшни и экипажей. В начале XIX в. при Фонтанном доме содержалось пять коров, при которых состояли несколько женщин. Некоторые служители жили при Фонтанном доме без семьи. Об этом свидетельствует такое, например, повеление графа Николая Петровича от 19 июля 1798 г.: «Метрдотель Терехов и находящийся при Конторе моей Григорий Горшков по просьбе их уволены от меня в Москву для свидания с женами их на один месяц»
[356].
За соблюдением порядка на территории усадьбы днем и ночью следили дозорные, в штат входили также привратники. За состояние сада отвечали садовник и садовый ученик при нем. Все они получали жалованье, но, скорее всего, не все жили на территории усадьбы, в силу большого их числа.
На содержание крепостных дворовых людей (одежда, питание, лечение, жалованье, подарки и т. д.) по штату 1803 г. полагалось чуть больше 35 тыс. руб. и сверх штата еще около 9,5 тыс., не считая пенсий и платы за учебу своих крепостных
[357]. Выше говорилось, что в Академии художеств обучались брат Прасковьи Ивановны Иван Ковалевский (так писалась его фамилия) и Михаил Черкасов, за каждого надо было платить по 200 руб. в год. Сапожному делу учился сын конюшенного служителя Антон Шорин, за пять лет его обучения уплачено 200 руб. Трое дворовых, в том числе Иван Жарков, учились поваренному делу (платили по 100 руб. в год за каждого), трое — кондитерскому делу (по 125 руб. в год за каждого)
[358]. Из Москвы по приказанию графа прислали «для обучения починивать кружевные манжеты» девушку Прасковью Ямпольскую (Янпольскую), определив ей «хлебную дачу и жалованье 6 рублей и на платье 10 рублей»
[359].
Для обучения детей крепостных дворовых людей еще при графе Петре Борисовиче создали собственные учебные заведения — так называемый Московский канцелярский институт, при котором готовили также «геодезии учеников» (для вотчин), а также школы в Кускове и Останкине. Среди документов родового архива сохранились своего рода табели успеваемости, относящиеся уже ко второму десятилетию XIX в. — 1812, 1815 и 1816 гг.
[360] В этом списке значатся 80 фамилий мальчиков в возрасте от 7 до 15 лет, принятых на обучение с 1805 г. Среди них немало однофамильцев — мальчиков, происходивших из известных крепостных служилых «кланов». Сохранились отзывы учителей о своих учениках, самые разные, часто типа «туп», «непоседлив», но немало и лестных для мальчиков отзывов. В программу обучения входили Закон Божий, арифметика, российская грамматика, история, география, начальные правила геодезии, рисования и архитектуры. Полный курс обучения длился восемь лет. Именно из таких молодых людей и набирался штат служителей. В школе замечали их способности к живописи, архитектуре, ремеслам и определяли для дальнейшего обучения. Так формировались собственные грамотные специалисты, которые служили потом в разных вотчинах.
Те без малого три сотни служителей Фонтанного дома, о которых известно из документов, исполняли разные обязанности и, конечно, имели разные вес и влияние среди себе подобных. «Статусность» служителей хорошо проявляется при изучении записей в метрических книгах приходской церкви. В некоторых случаях при крещении младенцев восприемником (крестным отцом) младенцев выступал сам граф Николай Петрович, как некогда это делал его отец. Крестными родителями становились брат и сестра Реметевы, несколько раз крестной матерью в метрических книгах записана «девица Прасковья Иванова» (то есть Прасковья Ковалева) или «служащая девица Татьяна Васильева» (имеется в виду Шлыкова). После 1804 г. восприемницей бывала, иногда на пару с графом, «девица Елена Семенова» (то есть Казакова). Наличие таких восприемников — верный признак особого положения крепостного слуги в доме. Особенно это проявлялось относительно старых служителей. Например, еще при графе Петре Борисовиче певчим при церкви служил Марк Кохановский, родом из Борисовки. У него была большая родня, также служившая в столицах. Один его сын, Григорий Маркович Кохановский, стал артистом крепостного театра. Другой сын, Яков Маркович Кохановский, получил вольную и поступил на государственную службу, в Военно-счетную экспедицию. В 1830 и 1832 гг. в церкви Симеона и Анны крестили его дочь Надежду и сына Александра. В обоих случаях восприемником младенцев, по сложившейся в доме Шереметевых традиции, стал граф Дмитрий Николаевич. В большинстве же случаев восприемниками при крещении детей или поручителями при венчании дворовых в метрической книге значились домоправители (управители) Петр Петров, Петр Александров, Никита Александров, иногда Николай Бем, как полноправные представители хозяев.
Такое духовное родство через церковное таинство делало значительно более тесной связь хозяев и их слуг, чем обычно это себе представляют. Графы Шереметевы не были здесь исключением: такую же картину можно видеть и в семьях других знатных семейств — достаточно заглянуть в метрические книги столичных храмов XVIII — начала XIX в. Позже такая традиция ослабевает.
Патриархальная традиция в отношениях между помещиком и его крепостными оставалась в то время очень прочной. Во многих сохранившихся документах родового архива встречается характерное обращение к Петру Борисовичу, затем к Николаю Петровичу «граф-государь». В отсутствие государственной системы социального обеспечения забота о нуждающихся в помощи зависела от гуманности и социальной ответственности тех, кто обладал властью и средствами. В этом смысле графы Шереметевы отличались широкой благотворительностью. Доктора ездили к заболевшим «людям» и в Москве, и в Петербурге. В Фонтанном доме со временем устроили свою больницу, приглашались «домовые доктора» к служителям в Петербурге и в Москве.
