Ладонь крепко сжала рукоятку томагавка. Ну!
Но японец, не доходя пары шагов до меня, вдруг совершил четкий поворот кругом и потопал в другую сторону.
«Да чтоб тебя…» – ругнувшись, я выскользнул из кустов и перебежал к стене.
– Ра-ра-ра… – Пение опять стало приближаться.
«Почему «ра-ра-ра», а не «ла-ла-ла»? – не к месту озадачился я. – А-а-а, понятно, они же «л» не выговаривают…»
Дождался, когда часовой подойдет, резко выскочил из-за угла и наотмашь резким ударом всадил граненый шип на обухе томагавка ему в висок. Хрустнула кость, соскользнула с плеча винтовка, с оглушительным грохотом шлепнувшись на землю, и только потом стало оседать само тело.
Черт! Я тут же ухватил японца за шиворот, быстро отволок его за угол и взял на прицел крыльцо. Из меня ниндзя, как из козьего гузна валторна…
Но счастье сегодня было на моей стороне – в доме все еще царила тишина.
«Ну и что дальше?» – задумался я, переводя дух.
Неожиданно из коровника послышался тихий разговор.
– Рой, Ваньша, тута под венцом рыхло, – хрипел старческий голос.
– Ить я рою, деда, – отвечал приглушенный фальцет.
– Тише, вы, ироды, косоглазый услышит… – плаксиво всхлипнула женщина.
– Закрой рот, Маланья, – грозно пробурчал старик. – Ишь ты…
«Понятно. – весело подумал я. – Назревает коллективный побег…»
И, чуть повысив голос, приказал:
– А ну заткнулись!
– Ой, – перепуганно пискнул мальчишка.
– Сколько вас там?
– Дык все что есть, мил-человек, – проскрипел в ответ старик. – Двунадесять душ. Остальных… того… порешили.
– А косоглазых в деревне сколько?
– Дык на пять душ меньше. И охвицер с унтером. Да есчо ферт в цивильном, но тот наш, из Александровска вроде. Тьфу, иуда… Эти в моем дому, тута. Настену с Машкой себе забрали. Девки выли, видать, сильничали оных, а теперича замолчали. А солдаты у Михеича квартируют, рядом изба, через плетень. Тока забили его вместе с женкой, сволота косоглазая. Меня-то последним засунули в коровник, я все подметить успел. У Маланьи бидон с самогоном сконфисковали. Ядреный…
– Ироды, – эхом всхлипнул женский голос. – Христа на них нет.
Я покосился на приоткрытую дверь избы.
– Понял. А теперь сидите, как мыши.
Подождал еще пару минут, переложил пистолет в левую руку, правой поудобнее перехватил томагавк и шагнул к крыльцу.
Три души, говоришь?
Легонько скрипнула дверь. В лицо ударил жуткий смрад перегара, рвоты и мочи. Я стиснул зубы, чтобы не выругаться, и прислушался. Тихие женские всхлипы разбавлял могучий мужской храп.
Шаг… По центру комнаты стоит большой длинный стол, заваленный посудой и объедками. На лавке, уперев голову в столешницу, сидит японец с нашивками сержанта, а гражданский в облеванном полосатом пиджаке валяется рядом прямо на полу.
Храп доносился из-за занавески, а в углу, сжавшись в комочек, жалобно всхлипывала полная молодая девушка в разорванной и окровавленной рубашке. «Идиллия».
Сержант вдруг резко встрепенулся и уставился на меня ошалелым перепуганным взглядом. И опять уткнулся мордой в стол, но уже с разваленным черепом. Из загородки кто-то заполошно рванул, но тут же рухнул на пол, запутавшись в занавеске. Я изо всей силы саданул ногой по барахтавшейся фигуре, а потом, улучив момент, еще раз приложил плашмя томагавком по высунувшейся коротко стриженной башке. Стриженый глухо хрюкнул и замер, раскинув руки, словно на пляже.
Гражданский замычал, перевернулся на другой бок, но так и остался лежать на полу.
– У-у-у, о-о-о… – тоненько завыла девушка, зажимая рот обеими руками.
– Тихо! – Я приложил палец к губам и от души угостил цивильного носком сапога в висок.
Оглянулся, забрал стоявшую в углу винтовку, снял со стула портупею с кобурой и вышел из дома. Так, что там у нас на очереди?
Над забором появилась патлатая башка Тайто.
– Она тама, – зашипел айн, тыча пальцем в соседнюю избу. – Наши тоже тама, сторожат. Одина гулять пописать пошла, уже не писает… – Айн довольно ощерился.
– Жди. – Я подбежал к коровнику и убрал запорный брус с двери. – Выходим, но детей пока оставьте здесь. В доме пара живых, вяжите их и сторожите. И тихо! Не дай бог, кто пикнет, языки сам повырываю.
– Нешто мы дурные? – пробухтели в ответ из темноты. – Рази что Маланья, хе-хе…
– Чтоб тебе повылазило, старый дурак, – едва слышно прокомментировала женщина и замолчала.
– Держи. – Я сунул винтовку тощему, но еще крепкому старику в длинной поддевке. – Будешь за стар…
Но не договорил, потому что совсем рядом стеганул звонкий выстрел.
– Кровь Господня… – Я метнулся к забору, нашел взглядом Тайто и рявкнул: – Что за черт?
– Япона проснулась… – коротко ответил айн.
На крыльце распростерлось тело японского солдата, а из самого дома донесся возбужденный галдеж на японском языке.
– Держите окна и дверь…
С последним словом из избы на улицу попытались выскочить несколько солдат. Впрочем, без особого успеха. Защелкали винтовки айнов, пара японцев попадала, остальные живо заскочили назад в дом.
Следующий час прошел в очень увлекательном, но совершенно бесполезном занятии. Японцы палили наугад из окон, айны палили по ним, но тоже без особого успеха – солдаты очень предусмотрительно не высовывались. Попыток прорваться на улицу они больше не совершали.
– Японский язык знаешь? – поинтересовался я у Тайто.
– Мала-мала знать! – гордо ответил айн.
– Так скажи, чтобы сдавались. Сдадутся – буду жить, нет – умрут.
– Ага, отец. – Айн что-то проорал в сторону избы.
Ответ последовал незамедлительно.
– Ну что?
Айн обиженно скривился.
– Она много плохое слово говорить…
– Черт…
Ситуация складывалась не очень хорошая, совсем не в нашу пользу. В доме оставалось как минимум двенадцать японцев. Со своим запасом патронов они могли отстреливаться еще очень долго. Лезть с айнами в избу не очень умное решение. Ну не штурмовики они ни разу. А тут скоро рассветет уже. Но что, если…
Неожиданно появившаяся в голове мысль вызвала на лице зловещую улыбку.
– Жди… – Я быстро вернулся в первый дом, взял там со стола керосиновую лампу и здоровенную бутыль, наполовину заполненную мутной жидкостью. Взвесил в руках и довольно хмыкнул: – Ну что, товарищи самураи, вы там, часом, не замерзли?
– Дык куда ж ты хороший продукт, ирод?! – Дед догнал меня и протянул жестяной бидончик. – Вона, карасину чутка наличествует. А так – пали, наших тама нет, а хозяина-то, Михеича, посекли вчера со старухой. Ветра нет, другие избы не займутся. Все одно нам тут теперича не жить. И-эх, сволота косоглазая…
