Хотя на крайний случай оставался еще один кадровый резерв – Фомич: старикан сам выказал горячее желание.
Когда закончились приготовления, я обратился к японцу:
– Господин старший лейтенант, у нас очень мало времени. Ваше слово?
Тот лишь гордо вздернул нос. Я уже приготовился отдать команду приступать, но японец неожиданно заявил:
– Вы меня вынуждаете. Я подчинюсь вашим преступным требованиям, но только с условием, что мне сохранят жизнь!
Собакин презрительно сплюнул.
– Жидковат оказался, гад.
Я помедлил и уверенно пообещал:
– Хорошо, в таком случае вас не расстреляют.
На лице японца отразилось облегчение, и он нагло потребовал:
– Пусть офицер подтвердит ваше обещание!
Подпоручик глянул на меня и нехотя продублировал мои слова.
В этот момент с треском распахнулась дверь и в горницу влетела Майя. Она равнодушно мазнула взглядом по японцу и палаческому антуражу, после чего категорически потребовала:
– Мне надо помещение под операционную и много горячей воды. Быстро!
Собакин как пружина слетел с табурета и, браво щелкнув каблуками, отрапортовал:
– Подпоручик Собакин! К вашим услугам! Я немедля распоряжусь!
Но Майя, даже не удостоив его взглядом, круто развернулась и ушла. Подпоручик сконфузился и опять сел.
Я про себя ухмыльнулся и приказал старику:
– Фомич, поступаешь в распоряжение доктора. Вперед…
На допросе нет смысла останавливаться – старший лейтенант все выложил как на духу. Я даже разочаровался. Думал, что дети Страны восходящего солнца – суровые, несгибаемые фаталисты, а тут – такой афронт. Впрочем, по паре случаев судить нельзя. В любом стаде есть паршивая овца. Отмена пытки тоже разочаровала, ненависть и злость рвались наружу, но взамен я приготовил этой сволочи уж вовсе не завидную участь.
Следом за японцем притащили отечественного иуду – для подтверждения показаний лейтенанта. Но этот, ссыльный поляк Генрих Качиньский, оказался не в пример упорней и мужественней: стойко терпел оплеухи и, брызгая слюной, рассказывал, как он ненавидит русских и Россию. Впрочем, отрезанного уха хватило, и он тоже принялся заливаться соловьем.
А следующий, щуплый и невзрачный японский солдатик в звании готё, то есть ефрейтора, наотрез отказался говорить, не помогли даже раскаленные клещи. Вообще. Вот и думай…
На нем я перестал заниматься допросами. Все, что хотел, уже узнал, к тому же, даже несмотря на загадочное средневековое нутро, мучительство ради мучительства меня совершенно не привлекало.
Судя по полученной информации, в ближайших окрестностях японцы находились только в Тымове, следовательно, у нас получалось двое-трое суток на отдых. Общего обсуждения по итогам не было – подпоручик наконец окосел и едва ли не падал с табурета. Я приказал его уложить, а сам отправился париться. Но почти сразу передумал и пошел проверять посты и вообще прогуляться по деревне порядку ради. Тайто и Лука следовали за мной хвостиком, вот только великан зачем-то опять взвалил на себя пулемет.
– И зачем ты его таскаешь?
– Дык, – Лука извиняюще улыбнулся, – их бродие сказал глаз не спускать, вот я и не спускаю, а вдруг кто потянет. Народец нынче ушлый. А оружье знатное, чижолое… – Он любовно погладил пулемет по радиатору на стволе. – Вот тока… неведомо, как пулять. Я и так пробовал, и сяк, не пуляет, зараза.
– Найдем надежное место для хранения, – пообещал я и присел возле пулемета.
В академии нас знакомили с образцами новейшего оружия, в том числе французского, так что идентифицировать удалось сразу. Пулемет системы Гочкиса образца тысяча восемьсот девяносто седьмого года на легком треножном станке. В отличие от «максима», питание – из однорядных кассет емкостью двадцать четыре патрона. Патрон…
– Стоп… – Я вытащил из брезентового мешка плашку с маслянисто поблескивающими желтыми патронами. – Да это… Ну ничего себе!..
– Чего не так, Християныч? – забеспокоился Лука. – Поломатый? Вот же напасть…
– Нет, все в порядке. – Я улыбнулся.
Нам неимоверно повезло. Вместо восьмимиллиметрового лебелевского патрона «оружье» питалось стандартными патронами «Арисаки». Честно говоря, я даже не подозревал о такой модификации, но изделие стояло перед глазами. Ну что же, тем лучше – японских патронов у нас сравнительно много. И будет еще больше. А где французский «Лебель» искать?
– Отец, научишь стрелять из этот большой ружье? – тихо попросил Тайто.
– После меня! – сурово оборвал его Лука.
– Хорошо, хорошо, большой человек! – быстро согласился айн.
– Научу обязательно, – уверенно пообещал я ближникам.
В самом деле, почему нет? Вряд ли кто из отряда умеет пользоваться французской трещоткой, у меня тоже такого опыта нет, срочную я служил только формально, в спортроте, но в учебке, куда меня забросило по ошибке, обучался на стрелка-пулеметчика. Так что теорию стрельбы из пулемета знаю крепко – гоняли не на шутку. А она одинакова как для ПКМ, так и для остального однотипного оружия, в том числе допотопного «Гочкиса».
И тут же чуть не сел на задницу от очередных откровений подсознания. Что? Какая еще учебка, если я учился в Павловском императорском училище? Какая спортрота? Что такое ПКМ и почему новейший «Гочкис» – допотопный? Ну ладно, с тем, что из меня прет средневековое нутро вместе с типичными воспоминаниями, я уже примирился, ну а это откуда?
Попытка покопаться в себе опять закончилась дичайшей головной болью, я плюнул и поперся проверять посты. Закончив с часовыми, вернулся в деревню. Майя с Мадиной уже вовсю занимались ранеными в просторной избе, отведенной под хирургическое отделение. К ним помимо ополченцев выстроилась целая очередь из деревенских баб с детишками. Кстати, как я выяснил, местные сестер знали и даже наведывались к ним на заимку лечиться от случая к случаю.
– Фомич… – Я показал на избу. – Под твою ответственность. Обеспечь всем необходимым. Жилье, еда, баня. И приструни своих, установи часы приема, что ли, а то Майя Александровна весь день на ногах. Понял? Вот и молодец.
Сам соваться к сестрам не стал и пошел проведать айнов, вставших лагерем отдельно от остальных.
Староста выглядел смурным и сразу же нажаловался на своих мужиков, которые с того времени, как подрядились воевать, почти перестали принимать во внимание его авторитет. Проще говоря, ни во что его не ставили.
– Плоха! Оченно плоха! – ворчливо бухтел Като. – Боги гневаться, айна так никогда не жить. Надо уважати старший и обычай! Япона резай – он потома айна резай! Плоха…
Я как мог успокоил вождя и в качестве компенсации подарил саблю старшего лейтенанта вместе с портупеей и его же плохонькие часы-луковицу, что сразу примирило мужика с действительностью. А так – да… он совершенно прав. Я прямым ходом толкаю айнов под японский нож. Выгнать косоглазых с Сахалина мне не удастся даже при самых благоприятных раскладах, а айнам японцы будут мстить – попросту вырежут целый народ, да и все. С них станется. Вот если поднять всех аборигенов Сахалина разом, тогда, может, что-то получится. Да как же я их подниму? Н-да… задачка, однако…
