Последним на борт лодки заскочил здоровенный котяра размером почти с рысь – единственная домашняя животина, оставшаяся в деревне. Непонятно зачем, но японцы первым делом перестреляли всех собак и кошек. Кошак держался независимо, шипел, аки змея, но после доброго шмата лососины даже позволил мне погладить его по спине. Правда, для порядка прикусил руку, но не сильно.
А дальше… дальше начался ад.
Мне раньше казалось, что плыть по реке – это приятное и необременительное занятие. А что тут трудного? Иди себе по течению, глазей по сторонам и наслаждайся живописными пейзажами. Может, так и есть где-нибудь на Волге или на Днепре, но, черт побери, только не на сахалинских ручьях, лишь по какому-то недоразумению названных реками.
Живописных пейзажей хватало. Но остальное… Относительно спокойные участки щедро разбавляли стремнины с диким бурным течением, а их, в свою очередь, сменяли отмели, через которые нам приходилось сотни метров тянуть лодки, как заправским бурлакам, или вообще перетаскивать по суше, чтобы обойти пороги и завалы из топляков.
За двое суток мы прошли всего полтора десятка верст и почти полностью выбились из сил, но, к счастью, на оставшемся отрезке пути до Мало-Тымова Пиленга наконец угомонилась и получилось немного отдохнуть.
Вечером, когда оставалось всего полторы версты до поселка, караван причалил к берегу. Наспех обсушившись у костерка, мы похлебали ушицы из кеты, слегка сдобренной крупой, после чего я устроил военный совет.
К слову, мое лидерство в военных вопросах никто не собирался оспаривать. Собакин – тот вообще как-то сразу признал во мне своего кумира и даже начал во многом копировать, а капитан Стерлигов оказался достаточно умным для того, чтобы сразу понять: мешать не стоит. Про ополченцев я не говорю, да и кадровые солдаты качать права не собирались. Все они, как один, добровольно согласились воевать дальше, а это о многом говорит.
Как выразился унтер Семен Потапыч Серьга, основательный и красномордый мужик с бравыми усиками, словно у кайзера Вилли:
– Солдатская доля такая, вашбродь, помереть, когда прикажут, опять же за правое дело, святое, можно сказать, тока обидно будет, если без толку сгинем. Ты ужо постарайся, чтобы толк вышел, а мы подсобим чем сможем. Ты боженькой в темечко целованный, тебе и атаманствовать, а то, что каторжанин бывший, так я всякого навидался, уж поверь, иной варнак поболе человек, чем какая-нибудь морда при погонах.
А вообще, послужившие вволю солдатики со временем обретают интуитивное чутье, с кем из начальства можно голову сложить не за понюшку табаку, а с кем – еще пожить. В этом я убедился, еще когда шастал по Европе в банде рутьеров…
Опять выскочило… Боль Христова! Нет чтобы вывалить все и сразу, так выдает по чайной ложке. Рутьеры, рутьеры… Кто такие и какого черта они шастали по Европе, бог весть. Но не суть.
В наличии – шестьдесят два ствола, сорок два солдата, шестнадцать ополченцев, ну и я с Собакиным, Стерлиговым и Лукой. Хотя вру, пяток гражданских придется оставить с караваном, потому что в нем только бабы, старики и дети. Сгинем мы – сгинут и они, а так остается шанс дойти до места.
Ну и айны. Правда, в моей команде их осталось вполовину меньше: Тайто и еще трое. Остальные перестали выказывать особое желание воевать с косоглазыми. Староста успел развить контрпропаганду и опять загнал их под свое влияние. Вот же гад бородатый…
Итого получается шестьдесят бойцов – вполне достаточно для того, чтобы кошмарить японские гарнизоны.
С вооружением более-менее прилично – вместо берданок я выдал ополченцам «Арисаки». С патронами нормально – японских вдоволь, к мосинским трехлинейкам поменьше, но тоже хватает. Ну и пулемет, как главный и единственный резерв. Так сказать, последний довод королей. Или короля?
Диспозиция простая, как пять копеек, надо постараться тихо снять посты, если таковые имеются, а затем застать японцев врасплох неожиданной атакой. Желательно – с нескольких сторон.
До Тымова от Дербинского и Рыковского, где тоже расположены японские гарнизоны, идут сравнительно хорошие, по сахалинским меркам, дороги. Но от этих поселков до Тымова – добрых полтора десятка верст; если даже каким-то образом японцы умудрятся сообщить о нападении, помощь придет не раньше чем через десять – пятнадцать часов, к тому же ночью никто никуда не двинется, будут ждать утра.
То есть мы прекрасно успеем сделать свое дело и смыться по реке.
– Господа офицеры. – Я развернул карту. – Обсудим диспозицию. Павел Иванович, вы говорили, что в вашем отряде есть бывший приказчик из Тымова? Пригласите его к нам…
Через пару минут к костру прибежал совсем молодой парнишка, худенький, но жилистый, подвижный, со смышленой живой рожицей.
– Фрол я! – солидно представился он, пригладив вихры на голове. – И Фрола сын. Семеновы мы отродясь были. Чего изволите, ваши благородия?
– Из Тымова ты?
– Нет, ваше благородие, из Верхней Армудани, а в Мало-Тымове приказчиком служил у купца Карлюкова Ивана Фомича, значится. Оный из каторжников вышел, майданщиком был, а как на свободу выкупился, дело свое открыл и трактир.
– Хорошо, рассказывай, что да как в поселке, а лучше нарисуй. – Я вырвал из тетрадки лист и дал его парню вместе с карандашом.
– Дык… – Приказчик нерешительно пожал плечами. – Я вроде малевать не обучен. Может, написать чего? Грамоте как раз учен.
– Вот так… – Стерлигов взял карандаш и начертил на бумаге квадратик. – Схематично. Квадратик – это дом, реку и дорогу – разными линиями. Как будто сверху на поселок смотришь.
– А-а-а! – Парнишка просиял. – Это можно-с.
– И рассказывай, – добавил я. – Связь, то есть телефонные линии, к Дербинскому и Рыковскому есть?
– А как же, есть, но тока мы столбы повалили перед тем, как уходить… – Приказчик, высунув от усердия язык, шустрил карандашом по бумаге.
Уж не знаю, умел Фрол рисовать или нет, но схематичный чертеж у него вышел просто замечательный – под стать любому чертежнику.
– Значится, вот это острог… Я литеру «О» для верности начертал. А тут трактир… – гордо комментировал он, – значится, литера «Т», а дорога – «Д». Японы? Ну дык при остроге казарма есть, тама они, ну и в трактире, но тама начальство, кто постарше, значится, квартирует. Апартаменты знатные Иван Фомич себе отгрохал, с печкой-голландкой и паровыми трубами. А может, кто и по хатам людским сидит… здеся и здеся справные хаты, исправника и судебного, мудреное такое фамилие… Я все покажу, только меня не забудьте взять с собой. Не забудете, ваше благородие?
– Молодец! – похвалил я парнишку. – А теперь посиди молча рядышком.
По итогам совещания было решено заходить в Тымово двумя отрядами с разных сторон. Первый, который возглавлю я, – со стороны дороги на Рыковское, а второй, под командованием Собакина, ударит с реки, но только после того, как мы ввяжемся в схватку и отвлечем на себя японцев, чтобы те не помешали беспрепятственно десантироваться. В мой отряд вошла треть личного состава, в отряд Собакина – остальные. Ополченцев я распределил поровну в оба подразделения.
