Король Артур надулся, как рыба-собака.
— Я не запрещаю слугам следовать их желаниям! Разве ты не видела, как много здесь детей?
Изабель чуть не расхохоталась, но успела взять себя в руки.
— Занятия любовью и рождение детей — это такие вещи, которые будут происходить всегда, это ни от чего не зависит. Я говорю о совсем других удовольствиях.
— Какие такие другие удовольствия?
— Ох, умоляю… Конечно, любовь — величайшая из радостей. Но есть и другие. Гиневре нравится заниматься садом. Моей горничной нравится делать красивые прически. Я люблю бегать. И еще я люблю рисовать. Да существует бесконечное множество возможностей! Мы могли бы провести опрос и узнать, что на самом деле радует твоих людей. А потом дать им шанс осуществить их мечты.
— Опрос?..
— Попросить их рассказать о том, что им нравится. И может быть, разрешить им сообщить, что не нравится.
Король почесал бородку. Потер виски. Все это было хорошо знакомо Изабель, она не раз видела подобный процесс в своей жизни, так что не особо и удивилась. Вскоре ему захочется выпить. Изабель готова была поспорить на это.
— Ты очень необычная женщина, Изабель, — сказал он наконец.
Он взял со стола колокольчик и позвонил. Через несколько секунд появился слуга.
— Вина, Тимоти, пожалуйста. Два кубка.
Изабель так же ни к чему было сейчас снова пить
вино, как ни к чему было есть маринованного угря.
— Могу тебя заверить, ты не первый это говоришь. Я имею в виду, насчет необычности.
— Но, клянусь, это весьма интригующе!
— Ну да, настолько, что мужчинам в таком случае сразу хочется выпить.
— Мужчинам хочется хорошенько подумать под вечернюю выпивку.
Изабель изо всех сил старалась держаться, ради Вивиан.
— А почему ты не пригласишь королеву присоединиться?
— Гвен по вечерам наслаждается тем… — он неопределенно взмахнул рукой, — тем, что обычно нравится делать женщинам.
«Вот уж не сомневаюсь». Изабель вообще-то предпочитала утро для такого рода удовольствий, но решила не упоминать об этом.
— Она такая милая, — вместо того сказала она, касаясь пальцами ожерелья, — Должно быть, ты ее очень любишь.
Король ощутимо замялся.
— Я обязан ее любить. Она моя жена.
Он сел, но тут же встал и начал расхаживать взад: и перед. Потом внезапно повернулся к Изабель, пытливо глядя на нее.
— А ты любила, графиня?
— Почему ты спрашиваешь?
— Ты никогда не была замужем.
— Не была? То есть я хочу сказать, ну конечно, не была. Однако, Артур, ты очень много обо мне знаешь…
Чертовски много, намного больше, чем сама Изабель знала об этой графине. Например, она и понятия не имела о том, была ли та замужем.
Судя по всему, нет.
«Черт побери, Вивиан, я ведь не какая-нибудь идиотская девственница!»
«Это уж точно, Изабель, но разве ты не находишь, что это только на пользу?»
«Да он-то что думает?!»
«Тогда считай себя женщиной сомнительного поведения и перестань беспокоиться о возрасте».
— Но как получилось, что тебе многое известно обо мне?
Артур восхитительно смутился.
— Ну, видишь ли… это просто сведения, которые собрали мои люди, когда кое-что выясняли в Дюмонте.
— Но с какой стати им было собирать личные сведения обо мне?
Досада тоже была ему к лицу.
— Приношу свои извинения, графиня. Но я мог бы совершить какие-нибудь ошибки, если бы ничего не узнал о тебе до твоего приезда сюда.
Их прервал Тим, явившийся с подносом, на котором стояли два кубка. Он сначала подошел к Изабель, потом — к Артуру, поклонился, когда они поблагодарили его, и молча вышел, причем на его лице не отразилось ни удивления, ни подозрительности при виде столь необычной ситуации. Изабель не была большим знатоком напитков, но поняла, что в кубке то ли бренди, то ли коньяк, а может, какой-то их средневековый эквивалент. Во всяком случае, на вид и запах это было совсем не вино.
Король покачал свой кубок и сделал глоток.
— Почему не нашлось мужчины, который завоевал бы твое сердце?
— Я не говорила, что мое сердце никогда не было завоевано, сэр.
Вообще-то Изабель чувствовала себя в большой степени завоеванной вот прямо сейчас, притом что она знала этого мужчину меньше суток!
— Я просто не встретила никого, кто вызвал бы во мне желание принести клятвы, — сказала она с улыбкой, — Но, — тут же поспешила добавить Изабель, — я почему-то уверена, что еще встречу его, и то неуловимое, что зовут любовью, придет ко мне.
Артур уставился в пол.
— Что ж, для меня это звучит убедительно. Ты ведь… как это говорят? Особенная?
— Можно и так сказать. Но, Артур, почему ты задаешь мне все эти вопросы?
Он посмотрел на ее ожерелье, потом поднял взгляд — и Изабель утонула в его невероятных глазах.
— Потому, что с того самого момента, как я тебя увидел, мне хочется тебя поцеловать. А я знаю, что это неправильно. Губы моей жены должны быть единственными, которых касаются мои губы. И все равно ты манишь меня, — Он резко повернулся спиной к Изабель. — Это недопустимо. Прошу, прости меня и забудь, что я болтал тут всю эту ерунду. Я и сам не понимаю, почему рядом с тобой не в силах удержать собственный язык.
Она отлично понимала почему. Это и была цена, которую она должна была заплатить за силу ожерелья. И Изабель оказалась не единственной, кто был вынужден расплачиваться.
«Ох, черт побери, Хозяйка Озер! Мне хочется того же! И что делать?»
«Ну и влипли! Это совсем не то, что я предполагала».
«Я постараюсь устоять».
Богиня, похоже, размышляла, но, наверное, это продолжалось недолго, потому что король Артур не успел даже сдвинуться с места… а может быть, Хозяйка Озер заморозила его на то время, пока обдумывала ход событий.
«Изабель, на нашем пути появилась развилка, из тех, что вызывают сомнения. В какую сторону пойти? Направо или налево? Притом что для меня имеет значение только счастье Мерлина.
Но…
Погоди-ка, Изабель, это не совсем так, ведь счастье твое и Артура тоже важно. Боюсь, я не подумала об этом. Возможно, тебе не следует делать того, о чем мы договорились; у меня такое чувство, что ты должна сама выбрать направление. Ведь высшее значение для моего мужчины имеет счастье Артура; выбирай дорогу, Изабель, и делай то, что можешь».
Ну, это немного проясняло дело. Нет. Что же получается, богиня предоставила выбор ей самой? А что, если она ошибется и все будет потеряно? Изабель чувствовала себя ужасно. Впрочем, если совершит фатальную ошибку, она вообще перестанет чувствовать, потому что будет лежать мертвая и холодная на дне Большого озера.
