Музыка достигает феерии. Жалобно скулит скрипка, басит орган. Охуенно.
Орган, бля. С ударением на «а», но мой хрен тоже не желает сдавать позиций. Универсальный инструмент в нашем мини-оркестре. Партия духовых отыграна, пора перейти и к ударным.
Только сейчас закрываю дверь на замок. Впечатываю свой лакомый кусочек в прохладную твердь. Резко задираю подол платья. Затыкаю рот рукой и вгоняю одним точным ударом. Глушу крик. Заталкиваю стоны обратно в глотку. Прислушиваюсь к рваным аккордам. Двигаюсь в такт. Руковожу процессом лучше любого дирижёра. Ещё ни разу не драл никого в филармонии, а теперь начинаю помышлять об оркестровой яме. Проклятье.
Выхожу так же резко, как и вошёл. Спускаю на обнаженную задницу. Открываю туалетную бумагу, вытираюсь и натягиваю штаны. Сегодня можно без оваций. Западло исполнять на бис.
Отодвигаю щеколду и выхожу из тесной кабинки. Включаю холодную воду и промакиваю лицо.
— Забавно, — ухмыляется девчонка.
Становится рядом и достает из сумочки помаду. Обводит губы, которые я только что имел. Приподнимаю бровь в немом вопросе.
— Я пианистка, — пожимает обнаженными плечами. — Как проклятая учила сонеты, но мне сказали, что ведущая партия мне не светит.
— Нужно было выбирать другой инструмент, у тебя рот рабочий.
— Я и выбрала, — искренне забавляется.
Открывает сумочку и надевает на безымянный палец кольцо.
— Все уволены, теперь и партия отыграна.
— Рад был помочь.
Подмигиваю и покидаю уборные. Музыка продолжает греметь, но опоздавших не впускают в большой зал. Можно конечно добазариться, но желание пропадает. Такой характер конченый. Быстро вспыхиваю и быстро теряю ко всему интерес. Пытаюсь вспомнить черты лица пианистки, — полный голяк. Жёсткий диск отформатирован. Ненужная информация стёрта. В памяти оседают только посмертные маски, в которые превращаю лица.
Перекручиваю их как старую пленку, мутный слайд. И сам охуеваю от неожиданной находки.
Мелкий нос, оленьи глаза, пухлые губы. Я же никогда при знакомстве таким изобретательным не был, поэтому и отпечаталась в памяти. Не телка, не баба нет. Просто очередная в списке. Я точно понимал, что не хочу портить ее лицо. Я же тоже в душе художник, и поганить такую картину, забрызгивая алой краской было бы непростительно.
Пусть в гробу будет похожа на спящую, правда губы и щеки станут на тон бледнее. Но это как с ней поработают в морге. Я на секунду представил, что мог бы забашлять посмертному визажисту за то, чтобы накрасить ее губы ярко-красной блядской помадой. Как у той пианистки. Вот бы все удивились. Улыбаюсь пришедшей на ум мысли. Сложно убить с первого выстрела, игнорируя хедшот. Это как написать картину, которая обретет мировую популярность. Уверен, что у меня получится, я попаду в ее грудную клетку и дотронусь до самого сердца.
Быстро забиваю на эту тему и выхожу на свежий воздух. Всегда знал, что искусство помогает добиться умиротворения. И концерт посмотрел, и кончил.
Еще раз закуриваю, с интересом рассматриваю ночной город. В это время года в Питере рано начинает темнеть. Поднимаю голову, но не вижу звездного неба. На самом деле, я уже забыл как оно выглядит. Только воспоминания из далекого детства напоминают, что на этом сером клочке могут иногда светить звезды. Делаю пару глубоких затяжек и выбрасываю окурок в урну. Культурная столица делает культурными даже таких отморозков как я.
Иду к машине, на автомате поднимаю ворот кожаной куртки. Становится холодновато.
— Антон, — доносится сзади, и я замираю.
Рукой ищу ствол, но сегодня я пуст. Негоже ходить в такие места с оружием. Вот же осел.
Аккуратно оборачиваюсь и тупо выдыхаю. Пианистка только что ни хуево сыграла на моих нервах.
— Какого хрена? — кидаю, и она с первого раза догоняет, что я имею в виду.
— Король передал, — она подходит ко мне и достает из сумочки конверт.
— С каких пор Король посылает своих шлюх на дело? — ухмыляюсь, но беру конверт.
— А с каких пор ты трахаешь шлюх? — она с вызовом подходит ближе, и я рассматриваю ее лицо.
Теперь точно запомню. Может потому, что если бы у меня оказался ствол, я бы вынес ее мозги?
— Ты не похожа ни на одну из его шлюх, — аргументирую свое поведение.
Она и правда выглядит как... Как пианистка.
Приталенное черное пальто, длинные ноги, сумочка, украшенная камнями. Собранные в пучок волосы придают ей строгости и только красные губы выдают то, что есть в ее натуре что-то порочное. Длинные пальцы касаются моей груди, заботливо поправляют ворот куртки. Кожа к коже. Сука, я понимаю, что не против еще раз насадить ее на свой член.
— А я и не шлюха, — улыбается, — я его жена.
Она выглядывает из-за моего плеча.
— Твоя? — кивает на тачку, не дает охуеть от только что произнесенной информации.
— Моя.
— Сразу видно, — пожимает плечами, — братки в двухтысячных любили на таких гонять. Прокатишь меня?
Ее лицо становится серьезным или даже сердитым.
Я иду в сторону машины, снимаю с сигнализации и сажусь. Завожу мотор, включаю фары. Пианистка еще несколько секунд стоит на месте, но я не думаю что она колеблется. Скорее, что-то прикидывает. Расчетливая тварь, я почти уверен в этом. Вижу таких насквозь. Она не похожа на тех, кто окружает Короля, но этим становится еще опаснее. Когда у бабы на уме деньги — с ней легко найти общий язык.
Пианистка все же оказывается рядом. Закрывает дверь и оборачивается ко мне. В это время ее пальцы уже начинают играть с моей ширинкой. Десятая симфония от Бетховена? Весь мир не слышал, а я услышу?
— Так прокатишь меня? — повторяет вопрос, когда ее пальцы тугим кольцом обхватывают мой член.
— Не накаталась? — ухмыляюсь, выезжая на проезжую часть.
Рукой дотягиваюсь до панели, салон оглушает классическая музыка и мои стоны.
Глава 6. АЛИНА
Уже которое утро просыпаюсь от головной боли. Поздняя осень окутывает город, пытается пробиться зачатками тепла в его серую непреклонную твердь. Осенью меня часто мучают мигрени. Аллергия, авитаминоз? Не вдаюсь в подробности. Точнее, перестала вдаваться. Привыкла к этому, как к чему-то неотъемлемому.
Раздвигаю шторы и замираю на несколько минут любуясь видом. Сомневаюсь, что это когда-нибудь надоест. Лед схватывает кромку реки, скоро превратится в огромные глыбы и уступит течению. Свинцовый купол неба прорезает такой непривычный солнечный свет. Делаю кофе и усаживаюсь прямо напротив окна. Кажется, могла бы весь день просидеть вот так. Без свалившейся суеты, которая выматывает меня уже целую неделю.
В офисе не появляюсь. От одного воспоминания о случившемся, тошнота подступает к горлу. Была там только один раз с полицией. Принимала участие в реконструкции событий. Все остальные разы, было достаточно визитов в отделение. Бесконечное количество раз отвечала на одни и те же вопросы, подписывала бумаги, делала отпечатки пальцев.
