— Да, мне нравится.
— Тогда ложись.
Мастер отошел в сторону, готовя какие то пузырьки, и Мира отвернулась к стене, не желая видеть то, что вот-вот начнёт протыкать ее кожу.
Она лежала с закрытыми глазами, иногда вздрагивая, когда машинка сперва останавливалась, а после снова касалась ее кожи.
Больно не было, только приятные мурашки от мерного жужжания, отзывались в ее теле.
— Не больно? — поинтересовался мастер, и Мира только отрицательно качнула головой.
Пару раз он пытался с ней заговорить, но она не особо реагировала, потому что ей лень было даже открывать рот. Мире казалось, что она впала в какую-то нирвану, и наверное, она бы и затерялась там, если бы не редкая боль, когда игла особо глубоко входила в кожу.
Этот поступок не был взбалмошным, Мире хотелось, чтобы когда все закончится, она навсегда сохранила память о том, как поступать нельзя. Даже если все закончится безболезненно, даже если ей удастся дожить до старости, обрести семью и родить детей. Да и после ее смерти этот рисунок все равно останется, в ее временном исчислении он будет вечным. Хоть что-то в её жизни, не будет иметь временного срока годности.
— Ну все, готово, — мастер протер свежую татуировку, и Мира повернулась в ее сторону. Было ярко и красочно. Так как она и хотела.
— Сейчас замотаю пленкой, и дам тебе мазь. Первые несколько дней, смазывай так, чтобы не было корочки. Через месяцок приезжай, я посмотрю, нужно ли что-то подправить.
Если оставишь номерок, то сделаю хорошую скидку.
— Если что, спишемся, — Мира одела свитер, после того, как ее татуировку бережно заклеили.
Она вышла из салона, застегивая куртку по самое горло. Ей меньше всего хотелось, что бы Митин водитель ее разглядывал.
— Долго, — пробурчал он, когда Мира вернулась в машину.
— Ты скучал? — она фыркнула, пристегивая ремень.
— Безумно. Куда теперь?
— Домой, — Мира пожала плечами.
Все оставшееся до возвращение Мити время, она собиралась просидеть в своей комнате. Она так и не простила его, не смогла. Сегодня одна, завтра другая… Она и понятия не имела, сколько раз он дарил щенков, устраивал дни рождения, приглашал к себе, становился на колени… Возможно, это для него вполне привычные манипуляции? Но Мира за это время успела его усадить на трон, поклоняясь мысленно, как божеству. И только от одного звонка, трон рассыпался, а он пал. Низко пал в ее глазах.
Хотелось позвонить Агате, поговорить с ней, рассказать все. Возможно, она единственный человек, который не соврет. А возможно и нет. Но одно Мира знала точно: что ни Яну, ни тем более Мите, она больше не сможет поверить.
— Ну может похвастаешься хоть?
— У Дмитрия Николаевича спрошу разрешения только, — поморщилась Мира, от того, что ремень безопасности коснулся через одежду свежей раны.
— Да ладно, можешь не пристегиваться, — покровительственно проговорил водитель.
— Вот это великодушие, и что я должна тебе за это, почку?
— Не, — отмахнулся он, — просто обрадуй меня и скажи, что сегодня никуда не сорвешься больше, и я спокойно могу валить на свои выходные раньше.
— Тебе повезло, я никуда и не собиралась, — проговорила Мира мысленно готовясь ко встрече с Митей, и предвкушая его реакцию.
— Отлично.
Казалось, что настроение мужчины и правда улучшилось и он больше не донимал Миру, только иногда одаривая наглыми взглядами.
Оставшийся вечер, Мира действительно провела в своей комнате. Время перевалило за десять, а его все не было.
"Я буду поздно. Очень соскучился, и был бы рад, если моя девочка будет лежать в моей кровати. Просто мечтаю об этом".
Мира глубоко выдохнула, читая сообщение, которое одновременно и радовало и раздражало.
Но стоило ли что-то строить из себя, если она приняла его предложение, и находилась в его доме? Какая разница, когда произойдет то самое перемирие, днем раньше или днем позже?
Она встала, направляясь в комнату, в которой ее так хотели видеть. Пусть все случится сегодня, ибо это неизбежно.
Хотелось быть тем самым лакомым кусочком, который несомненно станет поперёк горла. Сладким и одновременно приторным до тошноты. Ночная рубашка, которую она сегодня выбрала была из шёлка, и приятно остужала горячую кожу ее рисунка. Смазав все хорошо кремом, Мира забралась в постель Мити, оставляя его на тумбочке. Потратив полчаса, для того чтобы разобраться с тем, как включить встроенную в стену плазму, уже через несколько минут ей пришлось понять, что все зря. Свернувшись клубочком, она медленно проваливалась в сон, под монотонный бубнеж ведущего.
Митя вернулся домой когда стрелка давно перевалила за полночь. Откинул в сторону кейс с бумагами, скинул ботинки, стащил пальто. На ходу вынул из рукавов запонки, оставляя их на тумбе, и стащил галстук, бросая его под ноги. Словно всеми этими вещами оставляя за собой след, чтобы по нему его нашла одна маленькая любопытная зверушка. Почти предвкушая, он толкнул дверь в свою спальню. Честное слово, если бы ее там не было, он бы завыл в голос. Но Мира лежала, утопая в теплом одеяле, словно в облаке, обхватив его ногами. Митя не сдержался, проводя пальцами по обнаженной лодыжке, оказывается, это было приятно осознавать, что тебя кто-то ждет. Пальцы сменились губами, продвигаясь выше. Хотелось без всяких предисловий вот так нежно взять ее сонную.
Он расставил ее ноги, проводя языком, по внутренней стороне бедер. Чувствуя, как ее тело отзывается на его ласки. Как она слегка выгнулась, словно сонная кошка, которой снится нечто очень приятное.
Поцелуи оставались на ее ногах, на животе, на кружевных трусиках, которые просто хотелось содрать. Но чтобы она проснулась окончательно не хотелось. Слабый свет предоставлял Мите очень приятное соблазняющее зрелище. Он уже давно был готов войти в нее, но спешить особо не было желания. Всегда успеется. Сходить с ума от удовольствия— это всегда приятно. Лучший симптом.
Он задрал рубашку, открывая себе доступ к ее груди. Именно им, он и хотел уделить все свое внимание.
Язык приложил горячую дорожку от пупка и выше, когда он вляпался пальцами в жирный крем.
Откидывая одеяло в сторону, на прежде безупречной, словно из алебастра кожи, теперь виднелось какое-то пятно. Митя присмотрелся, и б*ядь, была бы у него на спине шерсть, она бы встала дыбом.
Рыжий лис, словно насмехаясь, прижимал своей мощной лапой к земле чёрную, как смоль ворону. Яркий, почти огненный, он словно размышлял что делать с ней дальше: замучить своими безумными играми, или просто перегрызть глотку.
Не существует людей без прошлого, у всех есть неприятный триггер, который раскручивает заржавевшие жернова памяти, оставляя на языке привкус окисленного металла.
