О том, что по моему лицу текут слезы, я поняла лишь тогда, когда обратила внимание на свои безвольно лежащие ладони. Они были мокрыми от крупных капель, словно крышу в машине сорвало, и небо укрыло нас проливным дождем.
В салоне стоял запах сырой земли, жареных пирожков и крепкого алкоголя. Я понимала, что скорее всего это мозг проектирует такие ассоциации, пытаясь меня привести в чувства, как доктор, который подносит к носу потерявшего сознания нашатырь.
Я сделала много ошибок за всю свою жизнь, я принимала неправильные решения, я связывалась с плохими людьми, я отдавала свое тело, но мою душу возвращали мне на сдачу. Она превратилась в затертую купюру, которая слишком много гуляла по рукам и потеряла свой первоначальный вид. Никто и никогда не захочет класть такую рвань в свою новенькую копилку. Говорят, что это к бедности и несчастью. Наверное, как и я.
Но не смотря на все эти поступки, на глупость, на идиотскую одержимость подарить себя кому-то, кто действительно бы в этом нуждался, я никогда не искала ни в чем личной выгоды. Я всегда хотела взаимности. Я всегда хотела быть сильнее, чем являлась на самом деле, мне хотелось занять место в этой жизни, перестать чувствовать себя безбилетником забившимся в углу усталого вечернего троллейбуса, пока кондуктор дремлет, возвышаясь на своем кресле. Но меня снова выгребли и выбросили на промокший асфальт, закрыли турникет, а проезжающая машина окатила с ног до головы. Потому что, я была никем. Потому что, за меня некому было постоять. Потому что, все вокруг диктовали мне условия, а мнение пустого места никого не интересовало. Потому что, я слишком слабо боролась, недостаточно для того, чтобы все вокруг начали меня замечать.
— Я не буду с тобой жить, — пришлось стиснуть зубы, и впиться ногтями в коленки, для того чтобы голос не сорвался и не дрогнул.
Мысли медленно раскладывались по полочкам, инстинкт самосохранения и чувство собственного достоинства, начинали медленно просыпаться.
— Смешно, — Митя усмехнулся, делая снова череду глотков.
Он даже коротко хохотнул, как бы подтверждая этим свои слова.
— Если ты думаешь, что после всего что произошло, можно что-то склеить, — я принялась от досады заламывать пальцы, потому что слова не шли.
Потому что не хотелось сидеть спокойно, не хотелось подбирать выражения. Хотелось вырваться из этой клетки и просто послать его нахрен. Закрыться в доме, рухнуть на кровать и впасть в кому, методично вырывая из себя воспоминания как занозы. Если он решил, что его желания достаточно, если он думает что имеет право великодушно меня прощать…
— Я не везу тебя к себе домой, у тебя теперь будет новое место жительства, — Митя поморщился от нового глотка, и на моих зубах сама собой появилась оскомина.
Хотелось крикнуть: хватит! Хватит в моей жизни подобных игр в добрых мальчиков, которые играют в куклы. Покупают платьица, игрушечную мебель, дарят пластиковые поцелуи, резиновые чувства, синтетические отношения и механические обещания. Хотелось кричать что всего этого я наелась сполна, но тонкая плотина все еще сдерживала поток не высказанных претензий.
— Митя, я сама разберусь со своим местом жительства, — проговорила я, крепко зажмуриваясь пару раз, для того чтобы мутный от слез фокус вернулся на место.
— Боюсь, от тебя тут уже мало что зависит, — прозвучало сухо и равнодушно.
Как треск надломленной табуретки, под ногами без пяти минут повешенного.
— Мне не нужны были твои деньги. И если бы можно было вот так просто украсть у тебя что-то более ценное, я бы сделала это. Вырвала бы из тебя то, что дорого, сукин ты сын. Ненавижу!
Мой голос сорвался и охрип, и я несколько раз пнула ногой по его сидению.
— Не переживай. Ты и так вырвала.
Он даже не смотрел на меня. Голос его был спокойным и ровным.
Было такое чувство, что мы едем домой, сейчас я буду плакать и биться раненой птицей, а он молча прижмет меня к себе и вытерпит все. Заставит простить себя. Он это умел.
Но в это мало верилось. Хотя я уже не верила ни во что. В детстве, верила в Деда Мороза и Зубную Фею. Позже, молилась Богу.
Верила в силу алкоголя, дружбу и вечную любовь. А потом, ничего не осталось.
Была лишь маленькая надежда, что однажды я встречу его и вера вернется. Он станет для меня всем: и самым великим в мире волшебником и Богом.
— Это ты вырвал, ты вырвал, ты!!!
Плотина не выдержала, с треском уступая мощному цунами, смывая берега, города и цивилизации.
— Я видела справки! Я знаю, что ты сделал! Ты убил моего ребенка. Расчленил его и вырвал!
Я замахнулась чтобы ударить его изо всех сил, но Митя резко дернул руль так, что я снова больно стукнулась о дверь.
— Ты даже не человек! Ты животное!
— С животным ты т*ахалась, пока я слеп от своей любви. До ребенка. До признаний. До нашей встречи.
— Мне плевать, что ты об этом думаешь, и как это выглядит, — я машинально провела ладонью по опухшим глазам.
Мне не хотелось слышать его голос, не хотелось слышать из его уст слово "ребенок". Они оба изранили меня поочередно вонзая ножи в спину, я одинаково ненавидела обоих.
Не смотря на то, что Митя постоянно прикладывался к бутылке, машина уверенно мчала вперед. В салоне воцарилась тишина, и я наверное, успела за это время успокоиться. Меня часто укачивало и сейчас, я почувствовала, как тело становится тяжелым, а веки медленно закрываются. Я не знаю сколько мы ехали. Час или два. Очень долго и я даже успела увидеть сон. Мне снилась бабушка. Она протягивала ко мне свои ладони, а я бежала к ней по васильковому полю. У меня была длинная коса и босые ноги.
Но когда я коснулась ее рук, они были холодными.
Ледяными, окоченевшими. Я с ужасом посмотрела в ее глаза, в небе ударил гром, а она с силой оттолкнула меня от себя.
Машину качнуло, и я распахнула глаза: по обе стороны мелькал непроглядный лес. Митя все так же пил, и держал руль одной рукой.
— Куда ты везешь меня? — я не хотела спрашивать этого.
Не хотела показывать свою слабость.
Но мертвые просто так не приходят во снах. Не протягивают свои ладони.
— Туда, где тебе самое место.
Голос казалось, больше не принадлежал ему. Он стал чужим, инородным.
— Мы уже оба убедились, что я не слишком умная, поэтому попрошу говорить тебя без загадок.
— В твой новый дом, я же уже ответил.
Митя на мгновение повернулся ко мне, и я увидела перед собой абсолютно другого человека. Его лицо было больше похоже на каменное изваяние, во взгляде отчетливо ощущался надлом. Его глаза словно покрылись изморозью, и меня передернуло.
Воздушные замки, которые успело нарисовать моё воображение, сдуло неконтролируемым ураганом.
