– Ничего мне не нужно.
– А вот и нужно. Ты еще долго не вернешься к родичам. Прости, у тебя были другие планы, но ничего поделать нельзя. Карсе Орлонгу придется подождать.
Ублала тоскливо посмотрел в яму.
– Я опоздаю на корабль. Шурк очень разозлится. А еще я должен собрать всех тартеналов – так наказал мне Карса. Старый Дед, ты все портишь! – Он схватился за голову и больно ударил себя костяшкой. – Ай! Это из-за тебя!
– Все потому, что у тебя вечно бардак в голове, Ублала Панг. Давай, копай уже.
– Не надо было мне тебя убивать. В смысле, призрака.
– У тебя не было выбора.
– У меня никогда нет выбора. Надоело.
– Забирайся уже в яму.
Утерев глаза, тартенал спустился в яму и начал выкидывать оттуда землю с костями.
Вскоре из ямы донесся скрежет камня. Харлест подошел поближе к краю и посмотрел вниз.
– Отлично, ты его нашел. Давай, теперь ухватись за край и приподнимай. Спиной работай.
Подначивая мускулистого олуха, Харлест даже не ожидал, что тот и в самом деле сдвинет плиту и прислонит ее к стене ямы.
Тело, упокоенное в саркофаге, когда-то не уступало габаритами Ублале, но уже давным-давно обратилось в прах. Остались только доспехи и оружие.
– Призрак говорит, что у брони и даже у палицы есть имя, – сказал Харлест. – Первые герои любили одушевлять свое снаряжение. Этот теломен был родом из далеких мест, граничивших с Первой империей – кстати, из тех же самых мест, откуда пришли первые летерийцы. Воинственный ублюдок – его имя давно забыто, и к счастью. Но его доспехи и палица теперь твои.
– От них воняет, – пожаловался Ублала Панг.
– Драконья чешуя, особенно с шеи и с хвоста, где расположены железы, бывает, попахивает. Эту чешую сняли с первенца Алкенда. Доспех зовется Дра Алкэлейнт, что с теломенского переводится примерно как «Я убил дракона по имени Дралк». Кстати, повержен дракон был этой самой палицей, и зовется она Рилк, по-теломенски «круши». Или «ломай». В этом духе, в общем.
– Мне ничего из этого не нужно, – сказал Ублала. – Я даже не знаю, как орудовать палицей.
Харлест изучал сломанный ноготь.
– Не бойся, Рилк сам знает, как тобой орудовать. Давай, вытаскивай все наверх, и я помогу тебе надеть доспех. Только встань на колени.
Первой Ублала достал палицу. Двуручная рукоять, слегка изогнутая, была сделана из кости или рога, отполированного временем до янтарного блеска. Внизу – погнутое бронзовое гнездо; на наконечнике – четыре еле выступающих бугорка из переливающейся оттенками синего руды.
– Небесный металл, – пояснил Харлест. – Тверже железа. Ты так легко ее держишь, Ублала. Я бы даже от земли эту дуру оторвал. Рилк доволен.
Ублала Панг посмотрел на мертвяка исподлобья, затем снова нырнул в яму.
Верхняя часть доспеха состояла из наплечников, двух нагрудных и двух спинных пластин. Широкий и плотный пояс соединял их с юбкой. Драконьи чешуйки защищали бедра, наколенники из костей прибылого пальца венчались смертоносными шипами. Поножи, защищавшие голень, представляли собой единый кусок чешуи, как и наручи. Выше локтя шел кожаный рукав. Перчатки были сделаны из распиленных костяшек.
Время оказалось бессильно: чешуя не проржавела, кожаные ремни были упругими, как новые. Сам доспех, наверное, весил со взрослого человека.
Последним был шлем. Сотни костяшек – вероятно, выпиленных из драконьего черепа и челюсти – были скреплены в купол с наносником и нащечниками. Шею защищал ярко выраженный «хвост», как у омара. Выглядело одновременно отталкивающе и жутко.
– Вылезай и облачись как положено.
– Не хочу.
– Хочешь остаться сидеть в яме?
– Да.
– Нет, так нельзя. Призрак настаивает.
– Я больше Старого Деда не люблю. Я рад, что убил его.
– И он тоже.
– Тогда я передумал. Я не рад. Лучше было бы оставить его жить вечно.
– Тогда он, а не я стоял бы тут и разговаривал с тобой. Выигрышного варианта нет, Ублала Панг. Призрак хочет, чтобы ты облачился в доспех и взял в руки палицу. Шлем можешь надеть, когда выйдешь из города.
– И куда я отправляюсь?
– В Пустошь.
– Мне не нравится это слово.
– У тебя очень важное поручение, Ублала Панг. Мне кажется, оно придется тебе по душе. Нет, правда. Вылезай и облачайся в доспехи, а я тебе все расскажу.
– Расскажи сейчас.
– Нет, пока не вылезешь. Это секрет.
– А когда вылезу, расскажешь?
– И когда наденешь доспехи. Да.
– Мне нравится слушать чужие секреты, – сказал Ублала Панг.
– Знаю, – сказал Харлест.
– Хорошо.
– Чудесно.
Харлест отвел взгляд. Наверное, все же стоит сходить к Селуш. Только ночью. В прошлый раз, когда он показался на городских улицах днем, толпа беспризорников закидала его камнями. И куда катится мир? Будь он в лучшей форме, он бы догнал сорванцов, поотрывал им руки-ноги – пусть знают, как смеяться и дразниться!
Детей нужно воспитывать. О да, нужно. Вот когда он сам был ребенком…
Брис Беддикт отпустил офицеров, затем адъютантов и, оставшись в палатке один, сел на походный табурет. Подался вперед, уставился на руки. Они мерзли, как, впрочем, и с самого его возвращения, словно до сих помнили холод и тяжесть воды. Смотреть в полные энергии глаза офицеров становилось все сложнее; внутри копилась какая-то мерзкая печаль, от которой пропасть между Брисом и остальными становилась только шире.
Глядя на их оживленные лица, Брис видел на каждом отпечаток смерти – призрачную тень под внешней маской. Может, он просто по-новому, извращенно стал смотреть на смертных? Для рассудка лучше, когда имеешь дело с настоящим моментом и жесткой, несгибаемой реальностью. Соприкосновение с изнанкой жизни выбивает из колеи.
Если сознание – лишь искра, которой суждено погаснуть и кануть в небытие, то есть ли смысл бороться? Брис держал в голове имена бессчетного множества умерших богов. Лишь благодаря ему они оставались живы – насколько это возможно для них. А зачем?
Да, брату было в чем позавидовать. Никто не находил столько удовольствия в бессмысленности человеческих стремлений. Чем не противовес отчаянию?
Брис устроил реорганизацию во всем подчиненном ему войске, кроме Бригады Харридикта – и то лишь по просьбе малазанцев, сотрудничавших с ней. Он расформировал все бригады и батальоны и разбил их на пять легионов. В четырех из них было по две тысячи солдат и снабженцев, а пятый включал в себя основную часть обоза, полевой госпиталь, скот, погонщиков и прочий вспомогательный персонал, а также пять сотен конников, которые под началом малазанцев быстро осваивались с новыми фиксированными стременами.