Хетан, любовь моя, прости меня.
Вокруг поднялся шум: одни кричали от ужаса, другие от непонимания. Бакал наконец поднял голову и встретился взглядом с Тленом.
Имасс утратил дар речи, поэтому умолял одними глазами: «Прокричи о моей смерти! Духи меня поберите, кричи же!» От накатившей слабости он потерял равновесие и больно упал на спину.
Смерть. Он уже позабыл ее горький поцелуй. Столько лет…
Но я познал дар. Я вдыхал легкими воздух… после… после вечности в пыли. Сладкий воздух любви… а теперь…
Сверху склонились выкрашенные белым лица, на фоне ночи казавшиеся костяными.
Черепа? Ах, мои братья… Мы лишь пыль…
Пыль, да и только…
Со стороны сэнанского лагеря донеслись крики «караул!». Марал Эб с руганью поднялся и ясно увидел часовых, которые бежали к кострам.
– Боги, чтоб их! Нужно нанести удар…
– Слушайте! – крикнул разведчик. – Вождь… Послушайте, что они кричат!
– Что?..
И он услышал. Сначала даже не поверил своим ушам. Неужели это правда? Сэнаны взяли дело в свои руки?
Еще бы! Они ведь Белолицые!
Марал Эб воздел свой меч в воздух и проревел:
– Барахны! Слушайте своего вождя! Убрать оружие! Предатель мертв! Онос Т’лэнн убит! Идемте же к братьям!
В ответ раздался многоголосый рев.
Они вышлют кого-нибудь навстречу, так просто они не уступят. Что ж, возможно, я пролью чью-нибудь кровь этой ночью. Долго они меня не задержат, ведь я Марал Эб, убийца сотен.
Путь открыт.
Открыт.
Вождь барахнов повел воинов в лощину.
За своей наградой.
Хетан проснулась посреди ночи. Она невидяще смотрела перед собой, пока распахнутые глаза не заволокло слезами. В юрте было душно, темнота давила, будто саван. Муж мой, мне приснилась, как твоя душа… как она коснулась моих губ. Всего на мгновение, а потом могучий ветер унес ее прочь.
Я слышала твой крик, муж.
Какой жестокий кошмар, любимый.
А теперь… В воздухе пахнет пылью и затхлым мехом. Во рту привкус старинной смерти.
Сердце в груди билось гулко и тяжело, как погребальный барабан, замедляясь с каждым глубоким вдохом. Этот вкус, этот запах… Она провела рукой по губам и ощутила на них песчаную крошку.
О любимый, что случилось?
Что случилось…
С моим мужем… отцом моих детей… Что с ним?
Она хрипло выдохнула, прогоняя непрошеный страх. Какой жестокий кошмар.
Снаружи спальни тихо заскулил пес, а следом захныкал и заревел сын.
И Хетан осознала правду. Жестокую правду.
Притаившись в высокой траве, Ралата рассматривала фигуры, собравшиеся вдалеке у костра. За все время ни одна их них не пошевелилась. Лошади, однако, тянули привязь, и даже с такого расстояния Ралата чуяла их ужас. Чего они так боялись? Угрозы нигде не было, в какую сторону ни глянь.
И все же странно, что ни одна из ее сестер не проснулась. Они вообще не двигались.
Недоумение сменилось тревогой. Что-то не так.
Ралата оглянулась на оставленную в лощине лошадь. Та стояла спокойно. Подобрав оружие, Ралата осторожно поползла вперед.
Хессанрала, конечно, была молодой и упрямой, но свое дело знала не хуже любого другого воина из ахкратов. Она уже должна была вскочить и молча жестами раздавать приказы. Что там шевелится между лошадиных копыт – змея? Чей это запах несет ветер?..
Нет, что-то определенно не так.
Подобравшись на десять шагов, Ралата почуяла запах желчи, внутренностей и крови.
Похолодев, Ралата подползла ближе. Все ее сестры были мертвы. Она не сумела их защитить. Но как?.. Какой убийца смог неслышно напасть на пятерых баргастских воительниц? Едва стемнело, Ралата подобралась ближе к сестрам и наблюдала, как они разбивают лагерь, обтирают лошадей, ужинают, как Хессанрала пускает по кругу мех с пивом. Часовых не выставили, явно полагаясь на то, что лошади почуют опасность. Однако Ралата не спускала с лагеря глаз и даже заметила, как лошади встревожились.
Помимо запаха смерти, была в воздухе какая-то маслянистая горечь, навевающая мысли о змеях. Ралата смотрела, как ведут себя акриннайские лошади – нет, не гады в траве напугали их. Они вскидывали головы, водили ушами из стороны в сторону, закатывали глаза.
Ралата подобралась к костру. Сушеный навоз горел жарко, но тускло и быстро распадался на тлеющие кирпичики. В неясном свете поблескивали лужи крови и вспоротые до мяса трупы.
Тут явно работали не ножами. Нет, такие раны оставляют когти крупного зверя. Медведь? Тигр? Но тогда почему он не оттащил хотя бы одно тело… чтобы сожрать? Почему не тронул лошадей? И почему все-таки Ралата ничего не видела? Не услышала ни единого предсмертного вскрика?
Тела вспороты от горла до живота, ребра будто разрезали мечом – или это и были не когти, а мечи? Ралата вдруг вспомнила, как много лет назад, на далеком континенте, который они когда-то звали домом, видела огромных мертвых двуногих ящеров. К’чейн че’малли, выстроившиеся молчаливыми рядами у стен города под названием Коралл. Их лапы заканчивались не ладонями, а клинками… однако Ссадин убили другим оружием. Откуда тогда это воспоминание?
Ралата вдохнула еще раз, медленно и глубоко, пропуская едкие запахи через себя. Да, знакомый запах. Хотя тогда, давно, он был более… затхлым, с оттенком смерти.
Но поцелуй на языке оставлял такой же.
Лошади вдруг прянули в стороны, но привязь держала крепко. Сверху нахлынул порыв воздуха, раздался шелест крыльев…
Ралата распласталась по земле и перекатилась под ноги ближайшей лошади – лишь бы укрыться от летающего хищника.
Кожистое хлопанье, шипение. Ралата подняла голову и увидела в ночном небе огромный крылатый силуэт, закрывший собой часть звезд. Мгновение – и он исчез.
Лошадь несколько раз ударила Ралату копытами, но потом успокоилась.
В голове раздался смех – не ее, а какой-то холодный, надменный, чужой – и звучал, пока наконец не стих.
Ралата поднялась на ноги. Тварь улетела на северо-восток. Преследовать ее, конечно же, было невозможно, но хотя бы есть направление.
Ралата не смогла защитить сестер. Что ж, тогда, возможно, ей удастся за них отомстить.
Пустошь полностью оправдывала свое название, но для Торанта это новостью не было. В последний раз он наткнулся на оазис позавчера, и воды в бурдюках хватало еще на один день максимум. Летнее солнце жарило в полную силу, поэтому передвигаться можно было исключительно ночью. Лошадь вся спала с боков, но, увы, насколько позволяла видеть тусклая луна, вокруг расстилалась лишь выжженная глиняная равнина, усыпанная каменной крошкой.
