– И тогда, – спросила Сэрен Педак, – что же с ними случилось?
– Вдумчивое и уважительное использование их аспектов сменилось распущенностью и беззаботностью. Пропало уважение к их дарам, аквитор. И чем постыднее использовались их дары, тем больше осквернялись дарители.
Урсто рыгнул.
– Да мы не против, – сказал он. – Куда хуже, коли нас поставят вне закона, мы ж тогда станем злом, а мы не хотим быть злом, правда, овсяночка?
– Нас все время преследуют, – прорычала Пиносель. – Ну чего, наполним бокалы. Старший?
– Половинку, пожалуйста, – сказал Бугг.
– Простите, – сказала Сэрен Педак. – Седа, вы только что описали этих пьянчуг как самых первых богов. Но Пиносель назвала вас «Старший».
Урсто загоготал.
– «Седа»? Овсянинка, слыхала? Седа! – Он шагнул ближе к Сэрен Педак. – О круглая благословенная Махиби, мы, может, и старые – я и Пиносель – по сравнению с такими, как вы. Но рядом вот с ним – мы просто дети! Старший, да, Старший – как в «Старший бог»!
– Пора праздновать! – возликовала Пиносель.
Скрипач остановился у порога. И уставился на летерийского воина, стоящего у громадного стола.
– Адъюнкт, а его тоже приглашали?
– Прошу прощения, сержант?
Он показал.
– Королевский меч, адъюнкт. Он был в вашем списке?
– Нет. Тем не менее он останется.
Скрипач хмуро посмотрел на Флакона, но промолчал.
Флакон оглядел присутствующих и пересчитал.
– Кого не хватает? – спросил он.
– Банашара, – ответила Лостара Йил.
– Он скоро будет, – сказала адъюнкт.
– Тринадцать, – пробормотал Скрипач. – Нижние боги. Тринадцать.
Банашар остановился в переулке и поднял глаза к небу. Слабые отблески света из разных зданий и от уличных фонарей не могли затмить сияния звезд. Как же он хотел убраться из этого города. Найти вершину горы в сельской местности, где можно лежать на траве с восковой табличкой в руках. Луна, только показавшись, уже внушала беспокойство. А от этой новой россыпи звезд становилось совсем не по себе: полосы, похожие на бледно-зеленые лезвия мечей, поднимались с юга, пронзая старые привычные созвездия Пояса Ричера. Трудно сказать точно, но, похоже, эти мечи становятся больше. И ближе.
Их тринадцать – по крайней мере, столько он мог разглядеть. Возможно, есть и еще, только слишком бледные, чтобы преодолеть сияние города. Банашар подозревал, что точное их число важно. Существенно.
Вот в Малазе, полагал Банашар, небесные мечи даже не видны. По крайней мере, пока.
Небесные мечи, вы ищете земное горло?
Он бросил взгляд на Странника. Если кто и может ответить на этот вопрос, это он. Самопровозглашенный Господин плиток. Бог неудачи, игрок в судьбы. Жалкое создание. Но, вне всяких сомнений, могущественное.
– Что-то не так? – спросил Банашар, разглядев мертвенно-бледное, покрытое потом лицо Странника.
Единственный глаз уставился на него, а потом скользнул в сторону.
– Твои союзники меня не заботят, – сказал Странник. – Но пришел еще один и теперь поджидает нас.
– Кто?
Странник поморщился.
– Меняем план. Ты ступай первым. Я подожду полного пробуждения Колоды.
– Мы договорились, что ты просто остановишь все до начала. И все.
– Я не могу. Не сейчас.
– Ты уверял, что сегодня ночью не будет насилия.
– И это правда, – ответил бог.
– А теперь кто-то встал у тебя на пути. Странник, тебя переиграли.
Одинокий глаз полыхнул гневным огнем.
– Это ненадолго.
– Я не хочу, чтобы пролилась невинная кровь – кровь моих товарищей. Забери своего врага, если хочешь, но никого больше, понял меня?
Странник оскалился.
– Тогда убери их с моего пути.
Через мгновение Банашар пошел дальше, направляясь ко входу в здание. Шагов через десять он снова остановился, сделал несколько глотков вина и продолжил движение.
Но в этом же и сложность с «мостожогами», так ведь?
Никто не может их убрать с чьего бы то ни было пути.
* * *
Стоя неподвижно в тени переулка – после того, как бывший жрец вошел внутрь, – ждал Странник.
Тринадцатый игрок в ночной игре.
Знай он это – сумей пронзить взглядом туман, сгустившийся в ужасной палате, и пересчитать присутствующих, – повернулся бы, забыв обо всех своих планах. Нет, он сбежал бы в горы.
Вместо этого бог ждал, лелея в своем сердце убийство.
А городские песочные часы и полоски фитилей – бесчувственные и безразличные ко всему, кроме неизбежного течения времени – приближали бой колоколов.
Который объявит о наступлении полуночи.
Глава вторая
Не приходи сюда старый друг
Принося дурную погоду
Я был где бежала прежде река
И больше не бежит
Помнишь пролет моста?
Остались лишь серые камни
Рассыпанные по песку
И не перебраться
Ты можешь пойти вдоль потока
Степенно стекающего к морю
И найдешь то место
Куда уходит умирать погода
Если снова увижу тебя
Пойму что настало твое воскресение
В слезах омывающих мои ноги
В темнеющем небе
Ты идешь как человек с выжженными глазами
Ощупывая воздух руками
Я повел бы тебя но река
Не будет ждать
Понесет меня в глубокое море
Под улетающими белыми птицами
Не приходи сюда старый друг
Принося дурную погоду
«Мост солнца»
Рыбак кель Тат
Он стоял среди гниющих остатков корабельного леса, высокий, но сгорбившийся; если бы не изношенная одежда и развевающиеся на ветру волосы, его можно было бы принять за статую из белого мрамора, выброшенную из города мекросов и волшебным образом приземлившуюся на ноги посреди выцветшего лёсса. За все время, что Удинаас смотрел на него, он ни разу не шевельнулся.
Зашуршал гравий: кто-то еще шел со стороны деревни, и через мгновение рядом очутился Онрак Т’эмлава. Воин некоторое время молчал – спокойно, солидно.
