Кафал направился к ней.
Девочка, несомненно, летерийка, но это то, что видно на поверхности – кожа, черты лица, схожесть с родителями, которые дали ей жизнь, а потом потеряли. Но этот налет цивилизации давно увял, растворился. Она вернулась в дикую природу – жертвенная дева, чья душа была поглощена целиком. И она принадлежала волкам, а возможно, Богу и Богине Волков, Господину и Госпоже Престола Зверя.
Баргасты решили найти Серых Мечей, чтобы бороться бок о бок с ними – ведь Ток Анастер и его армия знают ожидающего их врага. Боги баргастов тогда желали служить Тоггу и Фандерее, мчаться с грозной стаей за кровью и славой. Теперь Кафал понимал, какими детьми они были.
От Серых Мечей оставалась лишь куча гниющего мяса, когда их нашли первые разведчики.
Это чересчур для славы.
И на Сеток перешло благословение, дарованное Серым Мечам? Теперь она – дитя Тогга и Фандереи?
Этого даже Таламандас не знал.
– Не она! – ворчало сейчас чучелко за спиной Кафала. – Гони ее, Кафал! Выбрось в помойную яму, из которой она явилась!
Но он шел вперед. Когда оставалось около дюжины шагов, Сеток взглянула на него и снова повернулась к пустым землям на севере. Кафал подошел ближе.
– Они умрут, – сказала Сеток.
– Что? Кто?
– Воины, которые только что ушли. Они умрут так же, как и разведчики. Ты нашел врага, Великий колдун… но это не тот враг. Снова.
Кафал обернулся. В пяти шагах от него в траве скорчился Таламандас.
– Догони их, – скомандовал Кафал чучелку. – Верни обратно.
– Не верь ничему, что она говорит!
– Это не просьба, Таламандас.
Насмешливо закудахтав, чучелко поскакало, как ужаленный пчелой заяц, по следу отряда.
– Это бесполезно, – сказала Сеток. – Весь клан обречен.
– Такие заявления меня утомляют, – ответил Кафал. – Ты словно ядовитый шип в сердце этого клана, высасывающий его силу и гордость.
– И ради этого ты приехал? – спросила она. – Чтобы… вытащить этот шип?
– Если придется.
– Тогда чего же ты ждешь?
– Я узнаю, откуда берутся твои заявления, Сеток. Тебя одолевают видения? Духи являются в твои сны? Что ты видела? Что тебе известно?
– Риназаны шепчут мне на ухо, – сказала она.
Она насмехается?
– Крылатые ящерицы ничего не шепчут, Сеток.
– Нет?
– Нет. От тебя я услышу только чушь? Будешь выплескивать на меня свое презрение?
– Оул’данский воин по имени Торант собрал военный отряд. Он подтверждает увещевания твоей куклы. Но… вождь молод. Бесстрашен. Почему дураки выбирают таких?
– Когда старшие воины видят, что боевые псы одни притащились в лагерь, – сказал Кафал, – они собираются, чтобы обсудить, что случилось. А молодые хватают оружие и вскакивают на ноги с горящими глазами.
– Просто удивительно, – заметила Сеток, – что хоть кто-то из воинов доживает до старости.
Да. Это верно.
– Их убедил оул’данец.
– А не Таламандас?
– Нет. Говорится, что мертвый колдун ничего хорошего не скажет. Говорят, что твое чучелко преклоняет колени перед Жнецом Смерти. И называют его малазанской марионеткой.
Во имя духов, мне и возразить нечего!
– Сеток, ты чувствуешь все, что происходит на этих равнинах. Что тебе известно о враге, который убил разведчиков?
– Только то, что нашептали риназаны, Великий колдун.
Опять крылатые ящерки… нижние духи!
– В наших краях, на высоких столовых горах, водятся ящерицы поменьше – называются ризаны.
– Да, поменьше.
Он нахмурился.
– То есть?
Она пожала плечами.
– То и есть. Поменьше.
Кафалу захотелось встряхнуть ее, вытрясти ее тайны.
– Кто убил наших разведчиков?
Сеток оскалилась, но не повернулась к нему.
– Я уже говорила, Великий колдун. Расскажи, ты видел зеленые копья в ночном небе?
– Конечно.
– Что это?
– Не знаю. Известно, что некоторые падают на землю, а другие проносятся по небосводу, как горящие фургоны – ночь за ночью, целые недели и месяцы… а потом пропадают так же таинственно, как и появились.
– И не обращая внимания на мир внизу.
– Да. В небе бесчисленное количество миров, подобных нашему. Для звезд и для великих горящих фургонов мы просто комки пыли.
Пока он говорил, Сеток повернулась к нему.
– Это… интересно. В это верят баргасты?
– А во что верят волки, Сеток?
– Скажи, – продолжала она, – когда охотник бросает копье в бегущую антилопу, он целится в животное?
– И да и нет. Чтобы попасть точно, копье нужно метать в пространство перед антилопой – туда, куда она побежит. – Кафал внимательно взглянул на Сеток. – Хочешь сказать, что эти зеленые штуки – копья охотника, а мы – антилопа?
– А если антилопа будет метаться туда-сюда?
– Хороший охотник не промахнется.
На гребне снова показался военный отряд, а вместе с ними оул’данский воин верхом на своем коне и еще два пса.
Кафал сказал:
– Мне нужно найти Столмена. Он захочет поговорить с тобой, Сеток. – Он помедлил и добавил: – Возможно, вождь гадра сумеет вытащить из тебя прямые ответы, ведь я точно не смог.
– Волки говорят прямо, – ответила она, – когда говорят о вой– не. А все остальное их только путает.
– Так ты действительно служишь Госпоже и Господину Престола Зверя. Как жрица.
Она пожала плечами.
– Кто, – снова спросил Кафал, – кто наш враг?
Сеток посмотрела на него.
– Враг, Великий колдун, – это покой.
И улыбнулась.
Костогрызы оттащили тело Висто на несколько шагов на ровное место, но что-то остановило их от пожирания сморщенной кожистой плоти мертвого мальчика. На рассвете Бадаль и еще несколько детей подошли и обступили помятое тело с разодранным животом, которое когда-то было Висто.
Остальные ждали, когда Бадаль подберет слова.
Рутт пришел последним – ему нужно было проверить Ношу и запеленать ее. Когда он появился, Бадаль была готова.
– Слушайте меня, – сказала она, – про умирание Висто.
Она сдула мух с губ и обвела взглядом лица тех, кто стоял вокруг. Нужно какое-то выражение, но неясно какое. Даже вспомнить, на что оно похоже, трудно… просто невозможно. Она его потеряла, честно говоря. Но оно ей нужно, и она узнает его, как только увидит. Выражение… какое-то выражение… какое? И через мгновение она заговорила:
