Эта тирада прозвучала как пощечина. Воины остановились, Сеток снова сплюнула.
– Акриннаи не убивали ваших разведчиков. Вы все это знаете. Но вам плевать. – Она указала на Кафала. – Теперь великий колдун отправляется к Тлену, чтобы сказать: «Военный вождь, от клана откололось еще одно племя. Оно собирается объявить бессмысленную войну не тому противнику». И по вине гадра все местные народы: акриннаи, д’рхасилани, керинцы, сафинандцы, болкандцы – ополчатся на баргастов. На вас навалятся со всех сторон, а тех, кто выживет в бою, вышвырнут в Пустошь – безбрежный и безжизненный океан, где вы и сгинете, а ваш прах развеется по ветру.
Толпа зашевелилась. Воины расступились, и вперед с недовольным видом шагнул вождь Столмен. Жена держалась на шаг позади; ее глаза, которыми она пыталась испепелить Сеток, были черные от гнева и ненависти.
– Опять ты за свое, ведьма! – прошипела баргастка. – Снова и снова ты пытаешься нас ослабить!
– Ты так хочешь, чтобы твои дети погибли? – спросила Сеток.
– Я хочу, чтобы они покрыли себя славой!
– Ради себя или ради тебя, Секара?
Та была готова броситься на Сеток, но Столмен грубо оттолкнул жену назад. Секара обратила полный злобы взгляд на него, но вождь племени этого, конечно, не видел.
– Поедем со мной, волчье дитя, – прошептал Торант, протягивая руку. – Оставим это безумие за спиной.
Сеток ухватилась за его запястье, и он легко забросил ее на спину лошади. Сеток обхватила воина за пояс.
– Тебе нужно забрать что-то из своей палатки?
– Нет.
– Гоните их! – рявкнула Секара. – Уходите, чужаки! Лживые акриннайские лазутчики! Идите и отравляйте страхом соплеменников! Передайте, что Белолицые идут! Эти земли снова станут нашим домом. Так и передай им, ведьма. Это они вторглись сюда, а не мы!
Сеток давно чувствовала растущую ненависть к себе со стороны баргастских женщин. Слишком многие мужчины на нее заглядывались. Ее дикость вызывала жадное любопытство. Сеток об этом знала, и все равно такой напор злобы удивлял и пугал ее. Впрочем, она нашла в себе силы посмотреть в пылающие гневом глаза Секары.
– Я храню в себе тысячу сердец. – С этими словами Сеток посмотрела на вождя и загадочно улыбнулась.
Столмену снова пришлось удерживать выхватившую нож жену.
Торант осадил лошадь; Сеток почувствовала, как он напрягся.
– Хватит! – не оборачиваясь на нее, процедил оул’дан. – Хочешь, чтобы нас освежевали заживо?
Враждебная толпа теперь уже полностью обступила их, причем женщин было гораздо больше, чем мужчин. Сеток вся съежилась под ненавидящими взглядами. И так смотрели не только жены. Видя ее в седле с Торантом, прижимающуюся к нему, злостью вспыхивали и юные девицы.
Кафал подошел ближе. Его лицо по бледности соперничало с раскрашенными белым лицами воинов.
– Я открываю Путь, – тихо произнес он. – Таламандас мне поможет. Мы уйдем вместе, или вас обоих убьют. Ясно? Гадра уже не переубедить. Твои слова, Сеток, увы, правдивы. Они посрамлены.
– Давай быстрее, – прорычал Торант.
– Таламандас, – произнес колдун, поворачиваясь.
– Отпусти их, – пробормотало чучелко, похожее на миниатюрного упыря. Оно подрагивало, как будто кто-то невидимый дергал его за ниточки.
– Нет, мы уходим втроем.
– Ты пожалеешь о своей щедрости, Кафал.
– Таламандас, Путь.
Чучелко беззвучно ощерилось, затем выпрямилось и расправило тощие ручки-веточки.
– Стой, Кафал! – прошипела Сеток. – Там болезнь…
С оглушительным ревом вокруг них вспыхнуло белое пламя. Лошадь, заржав, встала на дыбы. Сеток не удержалась и повалилась назад. Обжигающий жар, оглушительный холод. Пламя исчезло столь же быстро, как и появилось; в ушах все еще звенело эхо громового хлопка. От удара копытом по бедру Сеток отлетела в сторону. Вокруг было темно – или, в ужасе подумалось ей, она ослепла. Глаза спеклись, как яйца на костре…
Затем она заметила какой-то смазанный отсвет – это блеснул клинок. Лошадь Торанта пятилась, виляла из стороны в сторону. Воин держался в седле и, ругаясь, пытался успокоить кобылу. В руке он держал ятаган.
– Нижние боги!
Это воскликнул Кафал. Сеток приподнялась. Под руками чавкала земля вперемешку с комками то ли плесени, то ли гуано. Пахло горелой травой. Борясь с тошнотой, она поползла на пятнышко света, откуда доносился голос колдуна.
– Дурак, – процедила Сеток, – не послушал меня. Кафал…
– Таламандас. Он… его нет.
Запах тления усилился, блеснули разбросанные угольки.
– Он сгорел? Сгорел, да? Ложный Путь пожрал его… Я предупреждала, Кафал. Что-то поразило твои Пути…
– Нет, Сеток, – оборвал ее колдун. – Это ни при чем. Мы знали про яд и были от него защищены. Тут что-то… иное. Духи помилуйте, мы потеряли нашего величайшего шамана…
– Ты ведь не знал, да? Эти врата тебе были совсем незнакомы, да? Послушай меня! Я с самого начала тебе говорила!..
Хлюпнули мокасины – это спешился Торант.
– Тихо, вы оба. Выяснять отношения будете потом. Прислушайтесь, какое здесь эхо. Думаю, мы очутились в пещере.
– Тогда отсюда должен быть выход, – сказала Сеток, осторожно поднимаясь на ноги.
– Откуда ты знаешь?
– Потому что здесь летучие мыши.
– А со мной лошадь! Кафал, отправь нас куда-нибудь еще!
– Не могу.
– Что?!
– Силой обладал Таламандас. Он был связан взаимными обещаниями и соглашениями с бессчетным количеством человеческих божеств. В том числе с Худом, богом Смерти. Боги баргастов слишком молоды. Я… Я не чувствую их. Простите, я не знаю, куда мы попали.
– Мое проклятие всюду следовать за дураками! – в отчаянии выкрикнул Торант.
Бедняга, подумала Сеток. Ты просто хотел ускакать прочь. Подальше от них. Но глупое чувство чести заставило тебя ехать к Тлену. И вот, смотри, что из этого вышло…
Какое-то время тишину нарушало только дыхание и лошадиный храп. Сеток пыталась ощутить дуновение воздуха, но воздух был недвижим. В бедре закололо, и она снова опустилась на землю, а затем наугад поползла. Гуано стало гуще, руки проваливались по запястья, и тут Сеток нащупала каменную кладку. Обтерев ладони, она провела по камню пальцами.
– Эй, я нашла стену! Она рукотворная.
За спиной что-то зашуршало, потом стукнул кремень. Посыпались искры, что-то вспыхнуло и загорелось. Торант поднес запаленную лучинку к фитилю походного фонаря. Пространство вокруг обрело форму.
Вся пещера была обложена камнями; самые большие – сверху, в опасно неустойчивом беспорядке. Тут и там группками висели летучие мыши. Почувствовав свет, они заверещали и разлетелись.
