— А где Витька? — спохватилась Маша.
Отмороженный старший брат Соловьев почему-то замолк, и тишина была пугающе полная. Хоть бы Витька споткнулся обо что-нибудь или обругал их через дверь.
— Смылся, — сказал Петька.
Маша уже сама поняла, что смылся. Витьке надо спрятать ворованные монеты. Хорошо, если он закопает их в чьем-нибудь огороде и быстро вернется. А если уедет на автобусе в Сочи, в свое общежитие?
На плите кипел борщ. Может быть, он уже залил конфорку, плеснувшись через край, и невидимый смертельный газ течет по квартире. Или борщ весь выкипит, гуща в кастрюле обуглится и начнет гореть. Неизвестно, что из этого получится — пожар, взрыв газа или один дым.
Да, в такой обстановочке начинающий вор за дверью — гораздо лучше, чем вообще никого. Но Витька ушел. Оставалось рассчитывать только на себя.
Дому было лет двести, и строили его под магазин. Потолок высокий, как в кинозале. И там, под потолком, слабо белело замазанное краской световое окошко. Оно вело в туалет, а оттуда можно через такое же окошко выбраться на кухню. Это на тот случай, если Витька и туалет сообразил запереть. Словом, выход был.
Глаза привыкли к темноте. Маша смутно различала край ванны и на ее фоне — Петькин силуэт.
— Полезем? — спросила она.
— Была бы хоть какая труба… А так не дотянемся, — уныло ответил «укропольский егерь».
Но Маша уже все решила.
— Я на ванну, ты мне на плечи.
— Не удержишь. Лучше я буду снизу, как мужчина.
Этого Маша и боялась. Доверить свою молодую жизнь балбесу, который при этом стоит на узком округлом краю ванны?!
Я высоты боюсь, — обманула она Петьку. — Заберешься на раковину, а оттуда ко мне на плечи.
Ладно, попробуем.
И Петька стал пробовать: полез на раковину, не дожидаясь, когда Маша влезет на ванну.
Раздался непонятный скрип и тяжелый двойной удар, как будто одновременно упало что-то мягкое и что-то твердое.
— Свалился? — Маша на ощупь нашла Петькину руку.
Как она и думала, «укропольский егерь» валялся на полу.
Мы вдвоем свалились. С раковиной. Главное, я знал, что на левую сторону наступать нельзя, там кронштейн ненадежный, — сообщил Петька.
А зачем наступил?
Да подумал: «А вдруг выдержит?» Я ж тебе сто раз говорил, что замыслы у меня огромные, а исполнение на троечку.
Маша расслышала тихое, но настойчивое журчание. Вынула ногу из тапочка, попробовала пол босым пальцем — мокро.
Ты и кран своротил!
Это уж само собой, — сказал Петька, удивляясь Машиной непонятливости. — Где раковина, там и кран. Он же к ней приделан.
Вода быстро прибывала. Уже и в тапок налилось, а ведь подошва толстая, сантиметра два. Маша нагнулась и ощупала низ двери. В щель едва пролезал мизинец. Школьная задачка про бассейн с двумя трубами: из одной наливается, в другую вытекает… «Ох, как бы не утонуть. И не свариться», — подумала она, потому что вода в тапке становилась все теплее.
В темноте хлюпнул Петька. Плачет?
— Ты что?
— Маму с папой жалко. Сколько они натерпелись из-за Витьки! То соседи жалуются, то директор школы звонит… Думали, теперь все: в колледж поступил, человеком станет.
— Какой колледж? У него же ПТУ.
— ПТК, — поправил Петька, — называется «профессионально-технический колледж для младшего плавсостава».
Вода уже дошла Маше до щиколоток.
Может, на трубе кран есть? — спросила она.
Нет, общие краны на кухне… Маш, я, наверное, из дома убегу. Прикинь, отец не велел мне брать лодку, а я взял, — начал перечислять свои грехи Петька. — За одно за это уже полагается клизма со скипидаром и патефонными иголками. А я еще лодку пробил, Самосвала утопил, наводнение устроил. Тебя в гости привел.
А я-то здесь при чем? — удивилась Маша.
Вообще ты ни при чем, — объяснил Петька, — но чисто конкретно, если бы ты не разбила банку, то ничего бы не было. Ни потопа — ничего. Витька бы отдал банку кому надо и поехал на свой буксир.
Значит, я виновата, что он вор?! — разозлилась Маша.
Да нет. Я ж говорю: ВООБЩЕ не виновата, а ЧИСТО КОНКРЕТНО получается, что виновата.
Горячая вода прогрела пол и не остывала, как раньше. Ванная комната наполнилась паром. Ноги сильно пекло, и Маша запрыгнула на край ванны. Надо было что-то делать, а Петька втягивал ее в пустой спор.
— Если так разбираться, то все равно ты виноват. Ты просил борщ, а борща без помидоров и чеснока не бывает. Вот я и открыла банку.
А разбивать ее тоже я просил? — вяло отозвался Петька.
Так ведь братец твой ка-ак заорет под руку, вот она и выскользнула.
А вода все прибывала. Петька сообразил вытащить пробку из ванны, и оттуда-то вода ушла в сточную трубу. Получилась картина сумасшедшего художника. Ванная комната, полная воды, и в ней единственное почти сухое место: ванна. Там среди недомытой посуды сидят двое и спорят на тему «Если бы да кабы». И все это в темноте.
«Обняться бы, как в «Титанике», — подумала Маша, — и чтобы издалека тихо доносилась песня Селин Дион…» Но рядом не Леонардо ди Каприо, а рыжий Петька Соловьев. Хотя в темноте и не видно, что Петька. Если бы не бубнил все время…
Маш, тогда боцман с буксира виноват. Это же он велел Витьке принести дубовую доску. Витька пошел на тарный и встретил Триантафилиди…
Доску можно было купить в магазине, — устало сказала Маша. Становилось трудно дышать. — А если тебе охота и дальше искать виноватого, то вот задачка: что было бы, если бы кое-кто не пускал кораблики в ванной, а мыл посуду на кухне, как все люди?
Кругом я виноват, — горестно вздохнул Петька. — Вот и хочу сбежать.
Чтобы родителей утешить? Старший сын вор, зато младший — беспризорник?
Почему беспризорник? — возразил Петька. — Я потом найдусь. Они обрадуются и все простят.
Ответить на это было нечего. У Петьки своя голова на плечах. Из коридора слышался плеск льющейся из-под двери воды. Будь квартира не на первом этаже, уже прибежали бы залитые соседи.
— Давай соседям покричим, — сказала Маша.
— Бесполезняк. Потолок из ракушечника, в метр толщиной — забыла, что ли?
— Я и не знала никогда.
Ракушечник получается из ракушек, — сообщил Петька. — Миллионы лет им, вот они и слежались в камень.
Очень полезные сведения, — съехидничала Маша. — Петька, не раскисай. Давай еще попробуем в окошко залезть.
Как? Я раковину вчистую сорвал, там стенка голая. Погоди, вот наберется побольше воды, мы всплывем.
