Досмотреть что же там ещё заготовлено я не успела. Пришлось отвлечься — духовой шкаф подал сигнал о том, что процесс выпечки завершён. Походя, щёлкнула кнопочку на чайнике, а покамест вытаскивала ароматные румяные рулетики и выкладывала их на блюдо, Лизка завершила приготовления и деловито включила электроплиту, поставив на неё миску с крупой.
— Кашу есть будем?
— Будут, — странно отозвалась она и тут же сменила тему: — Так, колись давай. На лоджии мы снега, ясно дело, не найдём, а с балкона надеюсь не выгребала?
— Да я туда зимой вообще как-то не выхожу, — пожала плечами я.
— Вот и хорошо, — довольно отозвалась подружка, сноровисто привязывая длинную ленту к тому белому полотенечку, что первым выудила из пакетов.
Что в этом хорошего? Непонятно. Если она надеется выбраться на балкон, то дело это почти безнадёжное. Зимой дверь заметает снегом так, что её не открыть, потому-то я обычно туда и не выхожу. Да и Лиза об этом наверняка знает, у неё точь-в-точь такая же квартира — огромная, метров на тридцать, кухня-столовая и четыре комнаты чуть поменьше, метров по двадцать пять. Ванная, два санузла, прачечная, просторный коридор, утеплённая лоджия — зимний сад и балкон. Мне одной конечно, столько не нужно, но не продавать же родительскую квартиру? А что квартплата велика, так и я не бедствую, наследство мне вполне приличное осталось, да и зарабатываю нормально. Но речь не о том. Сомневаюсь я, что та же Лизка снег на балконе зимой выгребает. Хотя кто её знает, я как-то никогда подобными вещами не интересовалась.
Пока варилась каша, попили чаю с ещё горячими рулетиками. Вот только мои надежды на откровенность подруги, не оправдались.
— Если ты свою личную жизнь налаживать не желаешь, и другим это сделать не даёшь, значит, придётся вынудить тебя сделать это самостоятельно и по собственной инициативе, — многозначительно изрекла подруга и на дальнейшие вопросы просто-напросто не отвечала, искусно меняя темы.
— Ты уж определись — вынудить или по собственной инициативе? — буркнула я.
— Одно другому не помеха, — отозвалась Лиза, давая понять, что раскрывать карты не собирается.
— У-у-у… — только и смогла простонать я в ответ.
Вот и как она собралась меня вынуждать? Не нравится мне это. Но зная Лизу без малого девятнадцать лет, понимаю — если этот ледокол взял какой-то курс, то… Сопротивление оказывать бесполезно. Чудно́, как мне до сих пор удавалось от неё отбиваться, когда та норовила устроить мне смотрины женихов. Стоп. Смотрины? Выбор… Или как там в названии книги было? Отбор? Только не это…
А дальше понеслось! Мне было вручено то самое, повязанное ленточкой, полотенце.
— Повторяй — «Суженый-ряженый, приди, утрись», и вешай его за окно, — руководила процессом Лиза. — Утром проверишь, полотенце влажное или сухое, и расскажешь мне, каким оно было.
Да уж, судьба она такая. Если снег пойдёт, будет мокрое, а он считай каждую ночь хоть немного, но идёт.
— А какое к чему? — изображаю живейший интерес. Ведь она готовилась, сразу видно, вот только я спать хочу. Вчера-то до глубокой ночи засиделась, и пусть поспала чуть подольше обычного, а всё равно сейчас организм настоятельно требовал на бочок и в люльку.
— А вот когда скажешь, каким было, тогда и узнаешь, — отмахнулась подруга. — Теперь возьми кусок хлеба и раскроши на подоконник.
Сказано крошить, и хоть мусорить не особо хочется, но крошу. Тут же подлетает Лизка:
— Ты чего творишь?!
— Ну, ты ж сказала…
— Не сюда, дурья твоя голова! — восклицает та. — Со стороны улицы.
— А-а-а… — протянула я, и быстро смахнув крошки на ладонь, открыла оконную раму, за которой, как флаг, развевалось полотенце.
И опять заговоры, наговоры. Наконец окно закрыли, успев основательно выстудить помещение. Лизка подошла и собственноручно плотно задёрнула гардину.
— Не открывай, но прислушивайся, когда спать будешь — прилетят ли птицы хлеб клевать… — инструктирует она.
— Лиз, а ничего что зима и мы на четырнадцатом этаже?
— Да хоть на тридцатом, — пожала плечами та. — Если удача постучится в окно…
— Детка, ты не бредишь? — решила я сбавить пыл подруги.
— По поверьям, если птицы прилетят хлеб клевать и заденут окно — не важно клюнут ли стекло или просто крыльями зацепят, значит, жди удачи в следующем году, — протараторила подруга, напрочь игнорируя мой настрой. — Если же просто тихонечко подъедят всё, значит, всё ровно будет, без особых перемен. А вот если и вовсе не пожелают заглянуть в гости, жди беды…
— Оу, да? Ну тогда ладно. Тогда лучше уж пусть прилетают, — с самым серьёзным видом отозвалась я, наблюдая, как Лизка помешивает кашу.
— Небось обгадят всё, — буркнула, прекрасно понимая, что никаких птиц не будет, если только моя неугомонная подруженька не загонит их пинками к моему окну. Она может. И не важно, что тут четырнадцатый этаж.
— А коль и обгадят, то к деньгам, — спокойно отозвалась подруга. — Иди, со́ли и сахара сыпани сама, да помешай. Вот та-а-ак. Хорошо. Скоро готово будет. А пока идём на балкон, — произнесла она, прихватив оставшуюся до сих пор на столе плошку с зерном.
Дверь как ни странно открылась с первой же попытки. Снега начались недавно, и особо обильных пока не было. Зябко ёжась под ледяными порывами ветра, Лизка, жестом заправского сеятеля взмахнула рукой, рассыпая зерно на девственно нетронутый снежок.
— Горсть снега зачерпни, и внутрь пойдём, — говорит.
Сказано-сделано. Одно хорошо — на морозце взбодрилась, хотя пальцам зябко от снежного комка.
— Та-ак, дуй к раковине, а то капаешь на пол, — Лизка подтолкнула меня в спину. — На, — протянула сито. — Раскроши сюда свой снежок, да смотри, чтобы ни крошечки, ни зёрнышка никуда не улетело. Промой под проточной горячей водой…
— Сомневаюсь, что на Руси в старину девы так же делали, — проворчала я, но поймав укоризненный взгляд, сдалась: — Ну да ладно.
Сказано промыть — промыла, пока в сите не остались одни только зёрнышки.
— А теперь пересчитай крупицы.
— С ума сошла? — выпалила я, глядя на горку мелких, не крупнее пшена зёрнышек, искренне сожалея, что зачерпнула столь большую горсть.
— Ты их просто попарно в сторонку сдвигай. Важно знать, чётное их количество или нет, — спокойно отозвалась подруга.
За этим-то делом я и начала задрёмывать. Зерно меленькое, его много, гоняю по ситу, и носом клюю. И всё же домучила. В процессе я прихлёбывала подсунутое мне вино, так что к концу действа в голове приятно зашумело, по телу разлилась лёгкость, а происходящее стало напоминать сон.
Дальше мы делали что-то ещё, потом выложили в тарелку кашу, оделись и куда-то пошли, но едва вышли на лестничную площадку, как двери лифта тут же отворились. Я к тому моменту была уже основательно пьяна, и потом действовала как марионетка — что Лизка велела, то и делала. Кого-то, помнится, кормила той кашей. У того кого-то были начищенные до блеска дорогие мужские ботинки и чёрные брюки. Что было выше, я не видела, почему-то смущаясь поднять взгляд. Потом… Потом ещё что-то было, но не помню, что. Кажется, даже песни пели… Ночью… Как ещё соседи жалобу не накатали?
