Вот в это мгновение, вовсе не свойственно для себя, растекаясь мыслью по древу и не замечая основного, Шуст и обратил внимание на второй нюанс: в руках у Талы были бумаги. А в этой комнате не могло быть иных бумаг, кроме как с его стола.
И девушка сейчас что-то читала с явным отчаянием на лице.
В его, мать их так, документах! Куда ей точно не стоило не то что нос совать, но даже шаг в направлении стола делать, мля! Шуст крыс не терпел, устранял быстро, чисто и без каких-либо следов. Без всякого разбирательства и следствия.
Потому что у него на столе такое найти можно было, что иногда вслух не стоило и самому Шусту произносить.
По загривку, как кипятком, ошпарило холодной металлической яростью подозрений. И в то же время бешеный взрывной рев того самого монстра в груди!
Что ж так ребра-то выжигает? В ошметки разум, в разные стороны тянет, как разрывным в упор в висок получил, е-мое! И едкой щелочью по горлу злость на Талу бухнула в череп, что вынуждает поступать так с ней…
Подвал в его доме без права покидать территорию становился единственным реальным вариантом ее ближайшего… и всего дальнейшего, пожизненного будущего. Ну, остальные комнаты тоже, потом… Его спальня, например… После того, как Шуст выяснит, с какой такой радости она его бумаг коснуться рискнула…
Но не успел Денис и рта открыть, как это чудо суицидальное (камикадзе, бл*!), не глядя и не заметив еще, по ходу, что он вернулся, на ощупь схватила ручку со ЕГО же стола и принялась резко на документах какие-то пометки делать.
Шуст ошалел. Кажется, в жизни такого шока не испытывал. Да что за на***!
Это как, вообще?! Добить его выдержку и контроль решила, не иначе?!
Сам не понял, когда выдвинулся вперед.
— Ты настолько сильно давеча затылком ударилась, что столы перепутала, девочка моя? Что на моем забыла? Или тебя бес попутал, скажешь? — тяжелая и неожиданно жесткая ладонь Дениса легла ей на затылок, сдвинулась, давя так, что пальцы подбородок обхватили.
Сжали, будто заставляя ее к нему повернуться. Сильно, до дискомфорта… Черт, хоть бы синяки не появились. Он иногда совершенно не осознавал свою силу, уже обратила внимание.
Голос мужчины с каким-то металлическим эхом, как перекатами в груди вибрирует…
Но Тала просто не могла перестроиться! Собственно, даже не совсем поняла, о чем именно ее спросил Шустов.
— Сейчас, Денис. Мне два предложения осталось…
— Тала, ты в своем уме сейчас?! — как-то очень непривычно уточнил Денис… Вроде бы мягко, но у нее почему-то по спине дикая волна холода прошла от непонятного тембра, который еще не слышала от него.
Вроде и попыталась оторваться, поднять голову. Но привычка целиком на проверке домашнего задания сосредотачиваться не позволяла вниманию скакать. Или, может быть, успокаивающее начало действовать. Оно снимало дрожь, да. Но и тормозило ее немного всегда, переключалась хуже…
— Тут просто столько ошибок! Не выношу этого! Знаешь, всегда такое опустошение охватывает! Учишь их, учишь! Объясняешь, рассказываешь, срываешь горло до хрипа и боли, чтоб перекричать… А они потом «ы» ставят после «ш»!!! Или с маленькой буквы название… О том, что обращение никто и не думает выделять, даже вспоминать бессмысленно! И ладно младшие, там понятно все, без претензий. А потом?! Тут вот ни одной запятой! Ни единой, Денис!!! Я не могу так! Ну вот для чего тогда из кожи вон тянуться?! — прорвалось вдруг то, что успело накопиться вроде и за недолгое время работы. Затрясла этим листом перед его лицом. — А знаешь, что самое ужасное?!
— И… что же? — голос Шуста вновь стал совершенно иным.
Не говоря уже про взгляд, сверлящий сейчас ее переносицу не хуже перфоратора… как чем-то очень удивленный. Да и в целом мужчина показался ей сбитым с толку. Непонятно, чем?
Но ладонь продолжала на коже Талы тяжким грузом лежать, чуть сместившись так, что немного давила на шею. Большой палец под самый подбородок скользнул. Неудобно, и без него дышать тяжело.
— Родители!!! — Тала это сказала, будто ругательство, понимала. Ну, вышло у нее так, к сожалению. — Как можно что-то с детей требовать, если их родители ни писать, ни говорить толково не пытаются даже, а ведь умеют!? Твое сообщение было самым грамотным, полученным мной от взрослого человека, если не считать те, что Света пишет. Ну, она тоже педагог, хоть и не работает, тут ясно. А у тебя — приятно даже! Никаких сокращений, пропущенных знаков, ни одной опечатки… — она вновь взмахнула бумагой, про которую уже и забыла. — Нет, я все понимаю, они заняты и так далее, и тому подобное… Но ведь они же даже не пытаются сами лучше стать! А дети просто за ними повторяют, что бы родители ни рассказывали, оправдываясь перед учителями! — сетовала на то, что ей больше всего допекало в работе.
Наверное, плохой из нее педагог. Вроде и понимала, что не стоит так, сама тоже в чем-то далеко не совершенство. Но… как кусало изнутри.
Идеалистка… Света так всегда говорила, смеясь. Не место ей в школе все же, совсем не место.
И тут Денис мгновенно второй рукой выдернул лист из ее пальцев, вторая ладонь при этом осталась все там же, и начал внимательно рассматривать… Ну да, письмо какое-то. Тала ошибки в том исправила.
Запятые… Оперный театр, мля! Она расставила по тексту запятые, знак вопроса в конце одного предложения и исправила буквы… Даже одно тире!
Шуст смотрел на этот исчерканный лист, настолько характерный, на все эти исправления и…
— Чудо мое безголовое, ты что… училка? — немного еще в состоянии ох***…, гхм, культурного шока, уточнил хрипло.
А внутри прям какое-то горячее, тягучее облегчение, как смолой по стволу дерева, наползает на грудь и легкие. Только сейчас осознал, каким жестким спазмом сдавило, реально со свистом вдыхал…
Тала вдруг залилась пунцовой краской. И моргнула. Осмотрелась по сторонам, задрожала опять…
— Ох, ты ж… абзац! — прикусив свою многострадальную губу, Тала вдруг шумно и тяжело выдохнула, как-то обмякнув вся, ссутулившись. — Извини, Денис… Я… Профдеформация, — фыркнула так, словно стыдилась, потерла себя по рукам. Обхватила свои плечи, не пытаясь из его ладоней вывернуться. — Я случайно зацепила документы, когда из ванной к дивану шла. Они на самом краю лежали, стопка. Разлетелись, — она как-то вяло ладонью махнула сначала на диван, стоящий сбоку от них, а потом на документы, что возвышались теперь с краю ровной башней.
Да, он сдвинул сегодня днем, не глядя, то, что на утилизацию шло. Помнил, было. Архивы не хранил в таком виде. Но так торопился завершить текучку до ее приезда, что просто отложил на завтра.
— И да, я учитель… Оно у меня уже на подкорке, не задумываясь. Увидела ошибку — начинаю исправлять… Хуже еще, когда в магазине на кассе, или в маршрутке берусь ударения исправлять автоматом. Глупо вечно выходит, — еще больше покраснев, окончательно загрустила эта… явно не осознающая, чего только что избежала и под какой секирой на волосок прошла…
