Они связь держали всегда довольно тесную. Но этот его реально понять был в состоянии лучше кого угодно. Жену Гончаренко прошлой весной сутки считали мертвой все, даже он сам.
— Вот по твоим контактам позвоню, привезу врача и узнаю, — хмыкнул натужно, осознав, что пора закругляться. Время тикает, у него еще тут куча дел, которые никому не доверишь.
— Сбрасываю. Звони если что…
— Спасибо, Стас, — искренне поблагодарил, как перегрузившись после этого недолгого разговора. — Коле привет, — напоследок хмыкнул, вспомнив казус, что с младшим Гончаренко летом приключился, где и Шуст отметился.
Понимал бы их тогда, как сейчас, не мурыжил бы ожиданием неделю, сразу сдал бы все явки и пароли, куда женщину Николая упрятал по ее же просьбе. Ладно, былое, решили все.
И отрубил звонок. Осмотрелся. На телефон тут же пришло сообщение. Открыв, увидел название клиники, фамилию врача и номера.
Перебросил Павлу с указанием набрать и быстро организовать сюда доставку специалиста. Кивнул, благодаря, Грише, который ему кофе сунул в картонном стакане. Черт знает, где достал, но было уместно. Сам друг из такого же пил уже.
Сделал глоток паршивого, но крепкого, кофеина, вновь глядя через открытую дверь на Талу. А потом, наконец, к Светлане повернулся, взглядом велев Степану отойти. Тот послушался, хоть и все равно недалеко отступил.
— Рассказывай, — отрывисто распорядился девчонке.
И самому от своего голоса страшно стало. Но не было уже сил шлифовать и сглаживать, все на разговор с Гончаренко истратил. А теперь, без его чуда, балом правил монстр… И Шуст не видел смысла того сдерживать сейчас и разводить дипломатию.
Девчонка как-то явно вздрогнула. Да и, вообще, смотрела на него так, будто опасалась, что он ее на ужин в слабой прожарке прикажет своим парням на стейки подать. Бесило. В том плане, что от страха она будто язык проглотила, стоит и глазами клипает только.
Ладно, может, охотней делиться знаниями начнет. Потому как пока у Шуста имелось несколько долбанных вопросов, на которые он никак сам ответа найти не мог!
— А вы правда… Извините… Но… Вы сказали там… Муж… И тут, — едва слышно спросила и как-то очень нервно обхватила себя руками Светлана, кивнув на телефон, что он в карман небрежно засунул. Видно, слышала часть разговора.
Вместо того, чтобы что-то объяснять или рассказывать, Шуст просто достал телефон и продемонстрировал ей фото свидетельства о браке. Девчонка и вовсе с лица спала. Белее снега стала.
— В обморок мне здесь падать не нужно, — предупредил Шуст во избежание. И его тон, кажется, одернул, привел немного в чувство Светлану.
— Тала говорила… что вы и кольцо надели, не спрашивая, так что, могли и… А я поверить не могла в такое даже. Хотя все из привычной колеи выбивалось, — продолжая недоверчиво покачивать головой, она уставилась на него, как на диво дивное или, что точнее, конечно, будто на чудище заморское… Жаль, цветочка аленького не припас.
— Давай по сути, — обрубил эти философские сентенции. Он не Санек, ему сейчас нужны были объяснения. Полез за новой сигаретой. — Ты ее в клуб тогда привела найти покровителя, чтоб деньги появились? — поняв, что дела не будет, решил идти другим путем, начав задавать конкретные вопросы.
— Да. Тале диагноз поставили четыре месяца назад. Мы пробовали, искали варианты, но… Тогда я это предложила, — Света вновь голову повесила. — Я думала… Ну я же несколько лет в такой среде. Это всегда было понятно и по правилам: ты им счастье и легкость, они в ответ деньги и свободу. Мы бы смогли быстрее собрать на операцию и лечение потом. Все было ясно и просто, все довольны по итогу. Но вы… Вы совершенно другой! — прозвучало с претензией, что забавно.
— Я помню, как ты мою кандидатуру сразу отбраковала, — хмыкнул Шуст вообще без веселья, прищурившись, поглядывая на нее сквозь выдыхаемый дым.
В коридоре тускло горели лампы, за окнами еще темно… Когда уже рассветет наконец-то, елки-палки?! Снег этот небо затянул, не видно ничего. Бесконечная тьма какая-то.
— Вы… со всех сторон же ее окружили! — огрызнулась вдруг эта девка, хоть и не особо уверенно. Денис вздернул бровь, не ожидая таких вот упреков. — А у нас так мало времени было, я просто хотела помочь! Она мне дороже сестры! Тала мне всегда помогала, поддерживала, вот и я попробовала… Но все иначе получилось… Не думала, что вы так отнесетесь к… — Света как-то растерянно замолкла.
— Тала другая совсем, ты же не дура, должна была понимать. Она — не лялька, другое тесто, — скривился Шуст, так и не въезжая в ее логику пока. — Это сразу ощущается. И она — моя, — однозначно, веско, без пространства для споров.
— Ее это бесило, знаете? — не вполне ожидаемо улыбнулась девчонка, но как-то вымученно.
Не знал. И не понимал, с чего бы? Шуст в своем праве был всегда заботиться о своей женщине.
— Тала же с шестнадцати лет сама за себя отвечала, считай. И о матери заботилась сама тоже. Она давно привыкла все за себя решать. И ей, как ошейник прям, то, что вы с ее мнением вообще не считались, — затихла, смутилась-таки, смотри, заметила, видно, что взгляд Шуста заледенел.
— Это она так сказала? — поинтересовался с сарказмом, затянувшись до упора.
— М-м-м… Нет… Это просто заметно было, я же ее знаю давно, — явно испугавшись, дернула головой лялька. — У нее характер. Тале и так непросто было на подобное решиться, прям через себя… А тут еще вы, как многотонный пресс… Спасало только то, что вы ей понравились… Оно, понимаете, так как-то вышло, что ей всегда не до парней было. Талу ледышкой на курсе считали, никто ж не парился и не вникал, почему она всегда вне компании. А куда ж ей еще на свидания бегать или хихикать над их шутками глупыми, когда к матери в больницу нужно, или дома все сделать… — Света уже будто и не ему отвечала, а просто, как не могла остановиться, делилась тем, что и рассказать некому.
Или, действительно, о подруге беспокоясь, что Шуст и через свою ярость и страх видел, не мог не уловить, нуждалась в том, чтоб поговорить о Тале с тем, в ком тоже чувствовала заботу и любовь к родному человеку.
— Тала никогда не влюблялась. Ни разу, насколько я ее помню. А тут вы…
И Светлана вдруг с упреком даже на него глянула. Шуст аж опешил немного, не заметил, как пепел под ноги стал сыпаться. И подбешивало ее «выканье», будто обвинитель в суде, блин!
— Я ее предупреждала, говорила, что нельзя, что это худший вариант, но Тала… Влюбилась в первый раз, — и лялька вздохнула, обхватив себя руками по новой.
Он ничего не понял. Где логика?! Где эта чертова логика в ее словах? Хоть и женская… Хоть какая-то!..
— Так почему я ничего не знал о ее здоровье, мать вашу?! — рявкнул, затолкав окурок все в ту же пачку.
Сорвался. И так ночь на разрыв, а слышать еще про ее чувства…
Нет, Шуст не дурак, и видел, тоже чувствовал, читал это в своей девочке золотой, почему и подначивал тогда, добиваясь искренности. Но именно в этот момент — что по свежим рытвинам в груди солью сыпануло щедро.
