И, судя по тому, как Бондарчук глянул, это было замечено и «услышано».
Глава 24
— Привет.
Тала с усилием попыталась открыть веки, что удавалось ей не так и просто. В сон клонило настолько, что она то и дело проваливалась в некое туманное марево. Последствие препаратов, как ей объяснил врач. Скоро станет легче…
Возможно, но пока что она ощущала себя до ужаса беспомощной и слабой, обессиленной. И совершенно сбитой с толку происходящим.
Однако, возвращаясь сюда, в палату, перед ней стоял мужчина. Очень… внушительный, такого не проигнорируешь, однозначно. Он был без халата, в джинсах и свитере, очевидно, не врач. Казалось, ему около сорока, может, чуть больше, Тала не могла открыть глаза в достаточной степени, чтобы детально рассмотреть. Мужчина выглядел напряженным и измотанным. И в то же время он будто изнутри в какой-то горячке горел.
Почему так решила? Понятия не имела. Только как улавливала то, что у него внутри бурлило. Настроена была на этого человека, которого… Знала или нет? Забыла бы такого?..
Странное ощущение, она не понимала, откуда эта мысль в голове взялась. И почему так к нему присматривается? Но и его глаза словно в голову Талы, в ее душу проникнуть пытались, всматривались, ввинчивались в мозг…
Прикрыла вновь веки, как с мыслями пыталась собраться, но те сегодня были вовсе не подконтрольны ей, разбегались, путались, терялись… Столько времени, господи! Как она могла забыть почти пять лет?! Не понимала…
Мама… Стало по новой больно… но приглушенно. Хотя это вспомнила. Да и последующий год, и похороны… Просто палата в первую секунду именно на мысли о маме натолкнула, видимо. И все же столько лет… Дальше, словно провал, ничего не могла вспомнить до этого белого потолка и приятных, кремового цвета, стен.
Наверное, все те лекарства, что ей вводили, притупляли пока и шок, и эмоции. Потому как даже новость о том, что у нее самой рак щитовидной железы и уже Тале провели операцию в связи с данным диагнозом, довольно смазано воспринялась. В голове какая-то каша вместо разума, звон в ушах.
И тут этот мужчина…
Все же Тале отчаянно казалось, что она его знала… Только сосредоточиться не могла, чтобы в черты всмотреться, узнать, вспомнить…
А еще видела, что он стоял на пороге палаты все то время, пока вокруг нее врачи суетились, задавали какие-то вопросы, сбивали с толку. Ощущала этот взгляд, словно душу Тале наизнанку выворачивающий. Совершенно незнакомый, кажется… И при этом настолько ей известный! До пробирающего душу странного жара, до мурашек на коже, даже в таком состоянии, и слишком частого пульса, который пищал в аппарате рядом.
Кто он? Откуда они знакомы? Тоже не могла вспомнить… Но, если здесь стоит и никто не гонит, значит, близкий ей кто-то?..
— Привет… — отозвалась как-то не вполне уверено, ощутив, как горячая сухая рука накрыла ее пальцы.
Хорошо, господи!.. Почти невыносимо хорошо от простого прикосновения, если бывает так. Дыхание сбилось. Это ощущалось настолько приятно — соприкосновение их рук. И, словно очень знакомо, так же естественно, как сделать следующий глоток воздуха.
Вновь заставила себя глаза открыть — он будто притягивал Талу, завораживая…
— Мы ведь знакомы, правда же? — с трудом выговорила, сама вздрагивая от своего голоса.
Но и этот низкий хрип не мог перекрыть надежду, которая прозвучала в ее вопросе. Будто она отчаянно надеялась, что он ей не чужой.
Мужчина это точно уловил. Усмехнулся… так странно, сначала одной стороной лица, вроде всмотрелся в нее, а потом уже эта улыбка стала шире и словно мягче. Твердые пальцы коснулись чего-то на ее пальце, провернули… датчик какой-то? Что?..
Скосила глаза, пытаясь рассмотреть.
— Разумеется, девочка моя золотая, — тихо прошептал мужчина, чуть наклонившись к ней. С таким накалом, с таким вихрем эмоций, спрессованных в простые слова, казалось бы!
И у него голос почему-то хриплый, надсадный, словно давит внутри себя больше, чем позволяет наружу показать. Как потустороннее что-то прорывается. И прокуренный будто бы.
Талу пронзило дрожью от звука его голоса снова. Прошлось какой-то горячей лавиной по животу и спине, новой толпой мурашек… Вспыхнуло в груди огнем, хоть и притупленных препаратами, однако чувств такой невероятной силы!.. Задохнулась.
Моргнула, поняв, что никак сфокусироваться не может, расплывается перед глазами все. А он так и крутит на ее безымянном пальце… кольцо?
— Мы не просто знакомы, чудо мое, мы — женаты, — уверенно закончил он, как-то очень пристально в ее глаза вглядываясь.
Женаты?! Выдох вышел резким и рваным. Странное чувство в груди, как над обрывом высоким стоишь, холод в животе, мурашки.
Отчего-то было почти невозможно соотнести себя и слово «муж».
Однако… Тала не могла глаз оторвать от своей руки… От кольца, от его пальцев на фоне своей ладони… От рук мужчины как разряды расходились по ее коже. И в этой картине было нечто до боли знакомое, до спазма в груди! Ускользающее из ее памяти, стоило хоть немного напрячься, но такое… будто обыденное и бесценно важное одновременно: кольцо на ее руке, его пальцы, не оставляющие это украшение в покое, словно он не в состоянии был не касаться…
Как узнавание, только очень размазанное, расплывчатое, подернутое мутной дымкой.
— Почему я не помню? — почти в отчаянии выдохнула она, облизнув сухие губы. — Почему я ничего не помню?! — вскинула голову, вновь в его лицо всматриваясь. — Глаза твои, лицо, кажутся, знакомы… Или придумываю? Но, — напряженно нахмурилась, пытаясь собрать мысли. — Имя?.. Не могу вспомнить! — почти шепотом призналась с тихим отчаянием, немного стыдясь себя.
Не понимала! Просто не понимала, как можно забыть столько?! Мужа, получается, годы жизни, собственную болезнь… Несколько лет потерять в каких-то закоулках родной головы!
— Денис, — тут же восполнил мужчина этот пробел в ее памяти. — Не думай об этом сейчас, чудо. Слышала же, что сказал врач: такое может произойти на фоне стресса. А этого добра у тебя в последнее время хватало с избытком. И наркоз еще, — он как-то непонятно передернул ртом, будто… Ну, не разобрала, с сожалением? — Вернется все, чудо мое… А если нет, новым заменим, — он подмигнул достаточно самоуверенно, словно считал, что в его власти буквально все и не существует самого слова «невозможно».
А Тала продолжала в мужчину всматриваться, героически сопротивляясь желанию вновь уснуть.
Глаз оторвать не могла, если честно. Пыталась заставить мозги работать лучше. Вглядывалась в это, определенно, сильное и волевое лицо с жесткими заломами на щеках, которые прилично отросшая темная щетина покрывала, резкой линией челюсти и даже слишком умными, пронзительно-синими глазами. Вокруг тех залегли тени, да и сами глаза покраснели, словно он очень устал и давно не высыпался нормально.
