— Чему улыбаешься, чудо мое? — заметил и тут же поинтересовался Денис, обхватив ее плечи крепче, прижался к виску жадными губами.
— Снег… красиво настолько! — шепотом поделилась.
Не могла привыкнуть к звуку своего голоса, коробило ее. И как-то неудобно было так сипеть перед ним… Хотя муж, поняв это еще в палате, с неким диким напором и запалом заявил, чтобы Тала даже не смела думать в подобном русле! Для него ее благополучие и жизнь — главное, а голос — вообще, без разницы!..
Он был настолько внимателен и нежен с ней! Потрясающе чуток.
Только… Почему-то внутри не складывалась картинка, что-то неявное теребило. Его мягкое выражение лица, очень ровный и теплый голос, и буквально пылающая, бушующая некая поглощающая, неистовая потребность в глазах! В совокупности, очень дезориентирующее впечатление производило.
Диссонанс. Будто какое-то несоответствие, неоправданное ожидание.
Это сильно сбивало Талу с толку и не уменьшало ощущения потерянности. Впрочем, из-за этого она лишь глубже пряталась в горячих и таких надежных, по ощущениям, руках Дениса. Он ее к себе притягивал непреодолимо, словно Земля гравитацией Луну по своей орбите кружить заставляет.
Ее муж… Мысль вызывала звенящую пустоту в голове и странный жар в груди.
Потрясающий человек! Почему-то он, в принципе, настойчиво ассоциировался у нее с огнем в любых вариантах… Вот прям слышала треск пламени, вспыхивали какие-то картинки, размазанные и нечеткие, которые Тала не успевала ухватить и рассмотреть детальней.
Его спросила…
— У меня камины везде, девочка моя золотая. Ты обожаешь в них на огонь смотреть, вечно сидишь рядом, — чуть помедлив, словно удивленный такой ассоциацией, предложил вариант Денис, расчесывая ее волосы после душа. Не позволил Тале этим заняться.
Сам и помог ей помыться тут же в палате, когда встать разрешили, что тоже Талу с толку сбило… Как ошибка в программе, зависла, уставившись на него, с силой вцепившись в руки Дениса.
— Давай, чудо мое, это будет не первый душ, который мы вместе примем, — словно уловив ее колебания, подмигнул муж, позволяя ей весь свой вес на него перенести. — Я уже все видел. И ты тоже, — глянул исподлобья весьма многозначительно, отчего у нее что-то будто тлеть начало внутри, несмотря на все обстоятельства.
Мягко увлек в санкомнату, которая имелась в палате. Также бережно и нежно, словно Тала хрустальная и Денис разбить ее может просто неверно отрегулированной температурой воды, помог ей помыться, поддерживая все то время, что она стоять… Ну, пыталась, можно сказать. По факту, висела на нем, слишком быстро еще уставая. И совершенно не обращал внимания на то, что сам промок до нитки из-за этого, зато ни единой капле не позволил коснуться ее повязки на шее… Как?!
— Мне есть во что переодеться, — только отмахнулся, когда она тихо попробовала извиниться и за это. — А порадовать тебя таким простым ощущением чистоты — сплошное же удовольствие, чудо мое.
Он, вообще, от нее ни на шаг не отходил, даже ночевал тут же, в кресле. Показал, как ее телефон использовать, который Тале совершенно незнакомым казался. Заново научил музыку включать, попросил кого-то принести для нее книги. Правда, Тала еще не чувствовала себя достаточно активной, чтобы все «развлечения» в полной мере оценить, голова гудела от напряженных попыток все вспомнить. Но муж готов был и читать ей любую из принесенных книг, если Тала попросит.
Вместо этого она попросила Дениса «погулять» с ней по коридору больницы, радуясь, что ей разрешили надеть обычную одежду, а не больничную сорочку. Правда, футболка оказалась великовата…
— Это моя, ты с собой ее потребовала в больницу почему-то, — усмехнулся муж на невысказанный вопрос и ее явное недоумение.
Что ж… Да, Тала сейчас не могла сказать, чем руководствовалась. Но признавала со всей очевидностью, что ей было в этой футболке очень комфортно. Как-то моментально внутренне согрелась, что ли.
Присутствовал Денис и на перевязке, после которой, собственно, врачи и разрешили Тале домой ехать, при условии, что раз в день они будут приезжать на обработку раны и укол.
— Ты не обязан, зачем? — пыталась отговорить она Дениса, отчего-то испытывая жуткое ощущение страха и нехватки воздуха, холодное жжение в животе, при одной мысли о швах.
Странно, ведь не видела еще свои, все было аккуратно большой повязкой на шее скрыто и никто ей не позволил бы ту содрать. Но помнила мамины, за которыми ухаживала… И других, лежавших в той же палате в онкологии.
Какое-то иррациональное ощущение беспомощного ужаса. И мысль о том, чтобы муж на это все смотрел… пугала до дрожи.
— Я не обязан, я хочу знать, как позаботиться о тебе, если вдруг дорогу занесет вновь снегом и мы не сможем приехать вовремя, — твердо отверг ее испуганное сопротивление Денис.
И так в глаза посмотрел, что Тала забыла о том, как, вообще, говорить нужно, механика самого процесса из головы вылетела. Утонула в этих синих, бездонных глазах, которые и не помнила вроде, а словно только ими и жила, даже в коме его пронзительным взглядом удерживалась на этом свете.
— Мне не станет противно, девочка моя золотая, — опроверг ее невысказанный страх с такой твердой жесткостью, что Тала вздрогнула. — Я в селе вырос, и видел столько, сколько тут и некоторым врачам не доводилось, — подмигнул, явно заметив ее оторопь и стараясь сгладить напряжение.
При этом его руки, разбирающие влажные волосы Талы, им же и вымытые, оставались все такими же мягкими и нежными, осторожными до трепета.
Она в нем заблудилась! Вот так, моментально как-то! Хотя… Они ведь женаты, это нормально же?.. Бушующие эмоции в ее груди точно указывали на то, что Тала по любви замуж вышла.
— Люблю тебя, — прошептала в ответ единственное, что в тот момент в уставшем и запутавшемся сознании пульсировало.
Основа… Денис — ее ось, вокруг которой сейчас вращалась каждая минута реальности Талы после пробуждения от того наркоза. Ее чувства к нему якорили в мире.
А Денис вдруг обхватил ее щеки руками, словно лицо в плен захватил, с жадностью, с настолько выраженной нуждой, почти агрессией… Но при этом и четко помня о ране, не давил на шею. Прижался лбом к ее лбу, вглядываясь в глаза Талы.
— Я бы мог сказать сейчас, что тоже тебя люблю… Но это ведь и близко всего не передаст, чудо! — отозвался тихо.
С ожесточением неким, будто во внутреннем костре сгорал в этот момент, сипло прошептал он так, словно в голову Талы эти слова вложить пытался. Едва слышно вроде, но ее до костей пробрало! Затрясло мелкой дрожью, которую Денис впитывал руками. И словно новые дрова в его внутреннее пожарище! Оба уже горят в огне, исток которого Тала найти не в состоянии. Да и не хочет! Притягивает к нему неотвратимо!..
— Я дышать без тебя не могу, девочка моя золотая! — прошептал ей, резко, с шумом выдыхая каждый звук, а она этими его словами сама дышит вместо воздуха. — Болею тобой и не хочу лечения! Ты нужна!
