— Вот выпадут все волосы — посмотрю, захочешь ли ты меня такую возле себя гадкую и некрасивую видеть. Или также быстро развод оформишь, — пробурчала вообще по-детски обиженно, будто провоцируя, самым страшным для себя допекая ведь. Не потерей волос, его уходом.
Словно бы Денис в чем-то виноват, или из-за него в голове и груди полная мешанина эмоций, боли, страха, любви… и снова ужаса!
Хотя стоп… Ну, как бы и его вклад немал, разве нет?
А Шуст вдруг пуще прежнего на себя ее дернул, сгребая волосы Талы в пригоршни. Запрокинул ее голову, навис над лицом, рот над ее губами. Бешенство в прищуренных глазах плещется. Какое-то необъяснимо безумное буйство, от которого у нее холодеет в позвоночнике, в животе все сжимается, начав пульсировать, подкатывает к горлу комом… Только от страха ли?
— Никакого развода! У нас в семье это не рассматривается даже! — опять рявкнул. Так и оглохнуть недолго. — А выпадут волосы — и я побреюсь налысо, будем ходить одинаковые, чудо мое, раз тебя это так напрягает! — пророкотал ей в самые губы, округлившиеся от шока.
И тут же таким жестким, словно злым, поцелуем впился, что Тала захлебнулась воздухом и этим буйствующим безумием Дениса…
Глава 30
«Разбуди меня.
Не искала, но все же нашла.
Дышу на свободе,
Тоска умерла
И не стоит того,
Чтобы долго о ней.
Разбуди меня.
"Завтра" нас не оставит в живых.
Наше время — уже
Одно на двоих!
И горят фонари,
И свободен тоннель.»
«Разбуди меня» Ночные снайперы
Он просчитался. Как будто бы принимал и учитывал тот вариант, что память к Тале вернется, причем с наибольшей долей вероятности. Старался не переигрывать и не перегибать, максимально придерживаясь правды. А в итоге оказался не готов к тому, что его самого захлестнет и накроет вырвавшимися из-под контроля эмоциями.
Шуст не привык к такому… Хотя, бл*! Опять обманывает самого себя?! Около нее он всегда терял это чертово предательское чувство контроля! Слишком ценная для него.
И в груди, в голове сейчас — оглушающий рев того самого монстра, который за эти дни впервые было понемногу притих, благостно урча, что его женщина в его же логове, в полной и абсолютной безопасности!
А теперь по новой диким ревом жадной, скупой потребности, алчной нужды никуда ее из рук не выпустить! Под себя подгрести, укутать со всех сторон, чтобы ничего, кроме него, не видела… Доказать, что нет у нее иного выбора, и не потому, что Шуст ограничивает, а потому что оба не выживут друг без друга физически, подохнут, как разрубленный на половины единый живой организм.
Забавно, если хоть как-то остатки логики выгрести на поверхность. Тала и сейчас боялась, что он от нее уйдет, больше всего иного, выходит, если по оговоркам судить, несмотря на всю нынешнюю колючесть и попытки к самостоятельности. А Шуст… этот собственнический, адовый монстр в нем, получалось, также больше всего страшился лишиться своего чуда.
Слишком сильно они похожи, точно что два сапога — пара. И орут одинаково, у него в ушах звенит от ее упреков… во многом здравых, конечно. Но как-то… неожиданно, блин. Хотя и раньше ловил проблески ее характера, но вот так откровенно Тала на него выплеснулась впервые.
Ну, как бы мог понять причины, без претензий. И даже в чем-то рад — это тоже огромное доверие и открытость, что не боится уже и не давит характер, а требует от него целиком и полностью ее принять, даже если сама этого не понимает.
Да и Шуст тоже сорвался, чего уж. Слишком существенная для него, бесценное его сокровище!..
Выдохнул, с трудом заставив себя от сладких, хоть и дрожащих еще, губ оторваться. Коснулся напоследок жадным ртом коротко, вроде и понимая, что весь воздух у чуда своего забрал, надо бы дать продышаться. А нет сил отодвинуться.
И руками уже под ее кофту забрался, гляди… Точнее, под свою же. Тала те, вслед за его же футболками, тырить повадилась, хотя весь ее гардероб раньше них самих в этот дом перевезли, но что-то Шуст ни разу не видел девочку свою золотую во всех этих шелковых сорочках и пижамах. Чудо его упорно по половине самого Дениса в гардеробе проходилась. Удобней ей в хлопке сейчас, заявляла, а себе, значит, выбрать и заказать, как он пару раз предлагал, руки не доходили… Ну да, ну да.
Но, он, в принципе, и не противился. Да и не дурак, понял, что все вот то раньше накупала больше для отвода глаз. Ну и потому, что, по советам Светы, считала, что именно в подобном ее мужчина должен видеть…
А Шуст… Ну, неправильный он мужик, видимо. Гончаренко же, блин. У них врожденно мозги в этом вопросе с завихрениями и под проклятием, очевидно, он просто ранее не в курсе был. Им их женщины, как Денис понимал, что голые, что в мужском свитере на три размера больше, что в мешковине — желанней и нужнее до оголодания безумного какого-то, чем во всех этих кружевах или шелках. Так что вообще не напрягал, оставив на ее усмотрение выбор одежды. Здесь у него вещей было на двоих достаточно.
И, кстати, еще же один железный аргумент! Только попробует пусть намекнуть, что неправда, и все ее признания и эмоции — следствия амнезии! На хрен! Просто к зеркалу подведет и вот это все ей покажет. Послушает тогда.
Бездна! Надо бы все-таки у Стаса выяснить, как они с этим тремором и алчностью по своим женщинам справляются? Может, существует у Гончаренко уже какая-то наработанная методика, с детства сыновей обучают, а? Ведь адекватные же мужики, он с ними сколько дел имел, а Дениса в морской узел сворачивает постоянно, до работы еле добирается… да и то не всегда.
Точно есть какой-то секрет.
Опять к губам Талы прижался, уже нежнее, слизывая воздух и растерянность, сладковатый привкус того, как сама по нему распределилась, растеклась, устроилась телом по его мышцам, не задумавшись. Дышит в щеку тепло и сладко, уткнулась носом, тихо, а все равно прям чувствует, как раздраженно сопит. И Денису от этого расхохотаться в голос хочется.
Его драконом называет вечно, а сама? Драконица! Не менее огнедышащая, чем он.
— Ты моя, девочка золотая. Но и я же твой с потрохами… Думать надо было, когда на танцпол в моем клубе вышла, а потом еще и играть уселась за инструмент, задурила голову слабому мужчине, терпи теперь, — поддевая ее с веселой иронией, чтоб не сильно впадала в надрыв, прошептал, прижав голову жены к своей шее, кайфуя от чего-то трепетного, что окутало и их самих, и весь этот кабинет. Щенок и тот притих. — Даже не вздумай вспоминать больше про развод, Тала, я серьезно. Мы — одно целое, нам поодиночке не выжить, и не в болезнях дело. Мы же одним воздухом на двоих дышим.
— А раньше как жил? — нет, ему, определенно, нравились эти острые и ехидные нотки.
Да и огоньки в янтарных глазах! Куда лучше того напряженного отстранения, которым Тала раньше от него прикрываться пыталась.
