Век просвещения – век ума – век украшательства. Соединить природу и искусство – это ли не благородная задача? Искусство возвышает человека, делает его тоньше, умнее – и скоро перед барским домом появляются скульптуры. Выходишь из двора – и видишь удачливого бога торговли Меркурия, напротив – Геракла, но не в геройской позе, а страдальческой. Смерть его мучительна: жена, ревнуя Геракла к Иоле и желая вернуть его, посылает ему плащ, пропитанный любовным напитком, но, оказывается, плащ пропитан ядом, кровью кентавра Несса. Геракл умоляет скорее убить его…
Пусть гости, что во множестве съезжаются в Кусково, думают и возвышаются, глядя на эти скульптуры… Что есть Жизнь, что Смерть и рок, как ничтожен человек… Красавица, богиня любви Венера, а рядом с ней – Плутон, властитель мрачного подземного царства, никто не минует сего печального места без света и желаний… Все тут полно символов и аллегорий, которые, как известно, оттачивают ум. Древние боги напоминают о сегодняшнем дне, а день сегодняшний граф велит запечатлеть в образе Минервы. В центре стоит статуя с лицом Екатерины II.
Все продумано в устройстве парка, и все полно неожиданностей: воздушный театр, кусты, пруды, холмы и возвышения, струи фонтанов. И пение невиданных птиц в причудливой клетке. Для этой цели граф выписал мудрого садового архитектора и изобретательного человека Пьетро Гонзаго.
Такое же искусство, как в парковой архитектуре, Гонзаго проявил в росписях декораций, в занавесе Кусковского театра. А театр у графа был самый лучший, слава о нем шла не только по Москве, он затмевал даже предприимчивого Медокса.
Все в парке красиво и уютно. Не угнетала симметрия, каждая перспектива заканчивалась какой-нибудь неожиданностью: беседкой, мельницей, зеркалами. Один современник вспоминал, что «некая собачка была обманута и расквасила себе морду, пытаясь бежать в несуществующее пространство».
Обман, галантность, игра – парк полон иллюзий. Впрочем, и в доме не без них. Дворец спланирован как каменный, между тем он из дерева. В парадных комнатах пилястры – вылитый мрамор, но то не мрамор, а алебастр.
В каждой комнате – печи, одна другой нарядней, но редкая из них топится, они лишь для услаждения глаз. Да и спальня – кто в ней спит? Торжественный балдахин, стены, словно вышитые цветами, потолок, будто рельефный… Все искусно придумано, все рассчитано на неожиданное открытие, все дело рук русских мастеров, сумевших заменить дорогие материалы искусной выдумкой. А в одной из комнат на стенах картины: то ли нарисованные, то ли наклеенные на бумагу гусиное перо, обгоревший лист, песочница, печать. Чем не арт XX века? Эти картинки назывались «обманки» и свидетельствовали о причудливости вкусов.
Как зыбко все в этом мире, как относительны величие и ничтожество! – и оттого жить следует весело, одной минутой. Богат и славен Шереметев-граф! Ему неведомы тоска и сплин, которыми будет болен его сын; он не раб страстей, а чувства его – как верные послушные кони…
Парк полон звуков, музыкой наполнены аллеи. Тут и поющие флюгеры, и звенящие колокольчики, и эолова арфа, и стекло, звучащее под ударами фонтанных струй, тут и оркестр, и театр, где крепостные изображают царей и принцесс, а аристократы – пастухов и пастушек.
Райский уголок, соединение версальских стройностей с московским уютом…
Земли лоскутик драгоценный —
Кусково! Милый уголок,
Эдема сколок сокращенный,
В котором самый тяжкий рок
В воскресный день позабывался
И всякий чем-нибудь пленялся!
Историк Н. М. Карамзин вспоминал: «Бывало, всякое воскресение, от мая до августа, дорога кусковская представляла улицу многолюдного города, и карета обскакивала карету. В садах гремела музыка, а в аллеях теснились люди, и венецианская гондола с разноцветными флагами разъезжала по тихим водам большого пруда».
А историк Соловьев писал: «Общественный прогресс есть деяние личности нравственно сильной, совершенствующей социальную среду, и он же вместе с тем есть благодеяние для личности нравственно слабой, совершенствующей и освобождаемой через влияние на нее этой улучшенной общественной среды».
Не войне, не царской службе, а имению Кусково отдавал граф свои силы. И еще озабочен был тем, чтобы и боялись его, и любили – ведь он самый знатный вельможа! А быть вельможей – значит быть строгим, но и добрым барином своим крепостным, уметь наказывать и проявлять милосердие, быть важным, но не надменным, ласковым, но не добреньким, а силы и способности отдавать лишь тому, что нравится.
В крепостных они видели малых детей, которым надобно помогать во всем, за которых надо быть в ответе. Жениться, свататься или погодить? Построить дом, а где взять для того ссуду? Не может крепостной один решить сии вопросы без совета с барином, без помощи его. Наказать? И не без этого.
Конкуренцию Шереметевым составлял театр Медокса. Однако там – за деньги, а в Кускове – парк тесты и вход бесплатный. Да и красота несравненная. Современники писали:
«Теперь все коротко: и платье, и ум, и жизнь людей. Где теперь такие люди, какие бывали в наше время? – Румянцев, Потемкин, Орлов, Суворов, Шереметев… Истинные вельможи славою, честью и богатством!
Бывало, Петр Борисович или Николай Петрович вздумает попировать, созвать гостей в Останкино, в Кусково… Вся дворня во французских, шитых золотом кафтанах!.. От заставы Московской вплоть до дачи огородят собой дорогу по обе стороны сорок тысяч душ Московской губернии: мужики, купцы да крестьяне, тысячники да мильонщики, в синих бархатных да плисовых кафтанах, а молодицы-девицы в парче, увенчаны жемчугом, покрыты золотой фатою!.. А поедет сам цугом, в раззолоченной карете, в золоченых шорах, впереди скороходы, сзади гайдуки в сажень! За ним вся знать московская. А в Кускове сто поваров обед готовят. А обед часов пять тянется, носят, носят, золотым блюдам счета нет!.. откушают и садятся играть в преферанс… Дамы идут прогуляться в сад, деревья от маковки до корня унизаны ананасами, апельсинами, персиками… На пруду раззолоченная шлюпка, парус, роговая музыка гремит, как на страшном суде. Потом театр воздушный… что за актеры!.. и все доморощенные! про кулисы и говорить нечего: машина на машине – сами двигаются! А что за наряды! Боже Великий!.. Бывало, сама государыня дивится: ну, говорит, Николай Петрович, богат ты и тороват! угостил! где нам за тобой тягаться?»…
Так что же? Значит, крепостник, жестокий эксплуататор?.. Но как объяснить, что из шереметевских крестьян вышло самое большое число свободных торговцев? Ведь вся Ильинка была покрыта их магазинами и лавками. Выходцем из шереметевских крестьян, например, был знаменитый Елисеев. Как объяснить появление стольких крепостных талантов именно в его театре и оркестре? Добавим: графские дети подчас воспитывались вместе с крестьянскими ребятами, а Варвара Алексеевна, добрейшая жена Петра Борисовича, открыла и богадельню, и школу для крестьянских детей.
Петр Борисович – частица того тонкого слоя русской аристократии, которая была главным проводником культуры в России. Не управляя страной, они тем не менее создавали духовную сферу, способствовали прогрессу. Если бы по всей России распространились такие «веселые и мудрые» имения, как Кусково, то ускорилось бы проникновение культуры, улучшилась бы общественная среда!..
