Я прижала руку к колотящемуся сердцу и проклинала Кросса, потому что это он привел меня сюда. Вытянув руку к первой двери, на которую я наткнулась, я знала, что часть меня – темная часть, испытывала радость и предвкушение. Я наслаждалась, когда пот стекал по спине, когда сильно ускорился пульс и от напряжения захватывало дыхание.
Мои пальцы нащупали дверную ручку, и, казалось, от этого я питалась энергией. Криминальной энергией. Мои губы скривились в улыбке, когда миллиметр за миллиметром, совершенно бесшумно я открывала дверь.
Я скользнула в комнату и оставила небольшую щелку. Я не хотела закрывать ее, чтобы в экстренном случае, быстро выйти, но и оставлять ее открытой было глупо, так можно привлечь нежелательное внимание. Так, внутрь проникала лишь небольшая полоска света, не больше, чем тень, в еще более темном помещении.
Сердце колотилось в груди и ушах так, что заглушало звуки музыки, а каждый мой шаг будто сотрясал землю.
– Сохранять холодную голову, – пробормотала я и погладила ужасную скользкую блузку. Затем сосредоточилась на своем задании и огляделась.
Что это за комната? Я могла едва что-то разобрать, отпустила дверь и прошла дальше в комнату. Рука скользнула по бархатной обивке стула. Я продолжила ощупывать пальцами поверхность, пока …
Я замерла в этой позе. Что это за шум?
Я широко открыла глаза, как будто больше не могла ориентироваться в темноте. Очень медленно я обернулась. Попробовала ровнее дышать, чтобы не издать звука.
Мне показалось, что я снова что-то услышала.
Проклятье! Там что-то было. Меня передернуло, я запнулась, мне хотелось поскорее вернуться к двери.
Вломиться сюда было чертовски плохой идеей!
Мне хотелось дать самой себе подзатыльник за то, что в голову пришла такая идея! И вот, я стояла в доме Тремблэев, почти обделавшись от страха, до сих пор не найдя то, за чем я сюда пришла.
В спешке я проскользнула через приоткрытую дверь в коридор и поспешила в направлении лестницы. В направлении света и музыки.
– Такая глупая! – прошептала я и в последний раз оглянулась на дверь, из которой только что вылетела.
Было сумасшествием признать, что внутри был еще кто-то кроме меня. Никто не прячется в темноте, когда вокруг идет такая вечеринка. Никто не сидит без света в закрытой комнате. Я просто вообразила это, и, возможно, упустила лучший шанс оглядеться там!
О чем я тогда думала? Как я должна в понедельник Кроссу…
Я наткнулась на что-то твердое. На что-то большое.
– Ну, привет. – Голос, низкий и темный, бархатистый и уверенный, раздался внезапно, и сильные руки схватили меня, когда я возвращалась обратно.
– Фух!
Черт, мое сердце! Оно чуть не остановилось!
Я моргнула и сдула волосы с лица. Я уставилась на грудь. Широкую грудь, одетую в черную дорогую рубашку. Медленно запрокинула голову, чтобы увидеть лицо.
– Я… – я начала заикаться и потерялась в глубине темно-синих глаз, которые я уже видела раньше. Черные, как ночь, усыпанные золотыми крапинками, как звездное небо. – Я…
Вот черт, мой мозг перестал работать.
Темные плетения
В длинных тенях сумеречного света Бастиану было легче всего следовать за манящими плетениями новой ученицы. Он был так очарован ее незнакомой аурой, что ему было практически не интересно, что она потеряла тут наверху. На это ему стало совсем наплевать, когда он дотронулся до нее.
Плетения, окутывающие ее, направились к нему, хотели сломать его самообладание. Все в нем кричало, что он должен открыться и принять их, взять то, чего так сильно желал. Он почувствовал тепло ее кожи под своими пальцами, он знал, ему стоило лишь ослабить контроль, чтобы ярость забрала все ее душевные нити.
Он должен был просто убрать от нее руки. Просто отпустить ее, она и так давно уже попалась. Она не упадет. Не было причин держать ее дальше. Ни одной, кроме той, что он просто хотел ее держать.
Ее сияющие фиолетовые волосы касались его плеча, и этого легкого прикосновения хватило, чтобы пошатнуть его самообладание. Ее губы были слегка приоткрыты от испуга, от страха она смотрела на него большими, накрашенными темной тушью глазами. Ее дыхание было сдавленным, он чувствовал шеей горячий воздух. Она пахла мятой.
Бастиан стиснул зубы и вынудил себя отпустить ее прежде, чем он здесь и сейчас отнимет у нее плетения. Было достаточно одного прикосновения, чтобы это желание неизмеримо возросло. Он чувствовал, что ее душа в этот момент страдала от огромного бремени. От вины, которую она только что взвалила на себя. Такого ужасного бремени, от которого ему хотелось освободить ее.
Ярость в нем протестующе ревела, он скрестил руки на спине, чтобы скрыть черную пульсацию на коже.
– Вечеринка проходит внизу, – он заставил себя разрядить обстановку разговором.
Она тихо кивнула. Затем начала медленно двигаться. Она сделала шаг назад, выпрямила плечи и дерзко вздернула подбородок.
– М-да, – внезапно ответила она, намного самоувереннее, чем выглядела только что, но не поднимая на него глаз. – Значит, я ошиблась. Я… искала туалет.
Злость в груди Бастиана нарастала. Девушка лгала. Он узнал это по плетениям, которые становились толще, когда она обременяла себя этой ложью.
Она понятия не имела, как манила его. Было тяжело видеть, как изменяются ее плетения, как они струятся, словно темный дым.
В нем все сжалось, когда он протянул руки к этому дыму, чтобы забрать его. Чтобы заполнить в себе пустоту, ради которой он отказался от других.
– Туалет внизу, – пояснил он и заставил себя успокоиться.
– А, да? Ну, тогда… – Она пожала плечами, чтобы притвориться хладнокровной, но он видел ее насквозь. Ее руки тряслись, голос нервно дрожал. – Тогда, я пойду.
Мне нужно было быстрее уходить оттуда. Глаза цвета темного неба этого парня заставляли меня нервничать.
Он поймал меня, когда я споткнулась, и это прикосновение стало причиной моего головокружения. Мне казалось, что… он разрушил мою защитную стену и был близок к тому, чтобы проникнуть… в мою… в мою…
Понятия не имею! Это все чепуха!
Я поправила волосы и увеличила расстояние между нами. Но даже на таком расстоянии он казался мне опасным. Он был высоким. Еще выше Тристана. Его волосы были темно-коричневыми, почти черными, а черные глаза усиливали зловещий вид. Подбородок был специфический, на вид ему было лет восемнадцать или девятнадцать. У него отсутствовала подростковая долговязость, присутствующая у многих моих одноклассников.
– Лестница там.
– Что? – озадаченно посмотрела я на него.
О боже, как стыдно! Я сказала, что пойду, но тем не менее до сих пор стояла здесь как вкопанная и пялилась на него. Неудивительно, что он так странно смотрел на меня.
