Как и ранее, он задумывался, что останется от нее, если лишить ее нитей души. Для этого в Эбби должно быть что-то кроме боли и страданий. Где-то глубоко, под темными плетениями должно найтись еще что-то. Любовь, привязанность, воспоминания. Где были все эти вещи?
Нехотя, она подошла к коврику и носком слегка ткнула в подушку.
– Доволен?
– Пока нет, – засмеялся он и посмотрел на нее с прищуренными глазами. – Такой удар подходит скорее к счастливым воспоминаниям, но никак не к выплеску злости.
– Счастливым? – цинично спросила она. – Почему нет? Разве тот день, когда Флоренс притащила меня сюда, не был самым счастливым?
Бастиан засмеялся.
– Неплохая попытка. – Он подмигнул ей. – Еще разок, сначала. – Он схватил макивару крепче и, будучи готовым к удару, посмотрел на нее. – Значит, ты абсолютно счастлива.
– Определенно, нет!
Бастиан опустил подушку.
– Скажи мне, когда ты в последний раз была счастлива?
Единорог
Мне этот вопрос не понравился. Я не хотела говорить о своей жизни. О приемных семьях, неделях в приюте, отказов. В каком из этих моментов я должна была найти счастье? Мне было больно в принципе копаться в воспоминаниях. Я пыталась вспомнить что-нибудь из жизни с Флоренс. Мне нравилось у нее. Нравилось сидеть перед телевизором с котом на коленях. Нравилось наблюдать за Флоренс, когда она делала наброски новых шляп. Нравилось движение уголков рта, когда ей в голову приходила новая идея. Но был ли какой-нибудь по-настоящему счастливый момент? Достаточно ли было удовлетворенности для настоящего счастья?
Наверное, нет.
– Эбигейл? – спокойно переспросил Бастиан после моего долго молчания.
Я закатила глаза и разъяренно сверкнула на него глазами. Соблазн подойти к нему казался очень велик.
– Я подумаю, хорошо? Не так-то просто быть постоянно счастливой, когда растешь без родителей! – напомнила я ему. Вообще, я бы предпочла не упоминать об этом, но так было прописано в моих документах.
Мой взгляд направился мимо Бастиана в окно, за ним разноцветными огоньками светилось колесо обозрения.
– Ярмарка, – вырвалось у меня, и я пожалела, что находилась там, а не на колесе обозрения. – Я была счастлива, когда была маленькой, – сказала я, недолго думая. – Знаешь Winter Wonderland
[8] в Гайд-парке? Я была там с мамой. У папы был небольшой киоск с украшениями ручной работы, но так как у мамы было немного свободного времени, она решила прогуляться со мной по парку. Было холодно. Ночью выпал первый снег, изо рта шел пар, как будто наше дыхание застывало в воздухе и превращалось в маленькие облачка. – Я закрыла глаза и увидела перед собой этот день. – У меня не было коньков, но мы смотрели, как другие люди выписывали пируэты.
Бастиан не мог оторвать от нее взгляд. Он был словно привязан к тому, что видел перед собой. Плетения Эбигейл выглядели неописуемо красиво. Черные нити души обвивали ее тело, как сатин, а под этой чернотой пульсировала лишь одна, едва заметная пурпурно-красная линия сердца. Она не выходила на первый план. Она, словно только что родилась, только что возникла, и была такой несформированной, такой несовершенной, поэтому Бастиан боялся, что черные плетения души повредят ее.
Бастиан задержал дыхание, потому что желание подойти к Эбби, приблизиться к ней, было непреодолимым. Его окрыляло даже то, что он просто стоял с ней рядом. Он практически на ощупь чувствовал, как нежно ощущались бы ее плетения под его кожей.
Он отвел взгляд от танцующих струек и посмотрел на нее. Она закрыла глаза, ее голос звучал так, будто она была сейчас где-то далеко.
– Я забыла варежки дома, и мои пальцы замерзли, но я ни в какую не хотела уходить, – рассказывала она, и на ее темно накрашенных губах сыграла мягкая улыбка. Только сейчас Бастиан обратил внимание на то, что ее губы на самом деле были пухлыми. Он даже не замечал это до настоящего момента, потому что она всегда так сильно сжимала их.
Он отложил макивару в сторону и провел рукой по волосам, хотя на тыльной стороне его рук слегка выступили плетения. Эбигейл не приступит к упражнению. Он чувствовал это. Она еще не закончила. Она все еще стояла с закрытыми глазами и была глубоко погружена в воспоминания. Он мог бы даже подойти к ней и…
– Я до сих пор помню, как была счастлива, когда получила на кассе билеты на карусель. Мама хотела, чтобы я села в маленький розовый самолет, потому что… – Она открыла глаза и их взгляды встретились. Вздохнув, она подняла руки и развела их в стороны. – Самолет поднимался и опускался, немного наклонялся, – объяснила она и сымитировала движения руками. Затем, извиняясь, пожала плечами. – Но я хотела сесть на единорога. Он был белым, с золотой гривой и стеклянным рогом. Я… влюбилась в него. Он был таким прекрасным.
Плетение сердца Эбигейл пульсировало и вместе с синим плетением воспоминаний сливалось в живой фиолетовый цвет, который отлично подходил к цвету ее волос.
Такой прекрасный, как и ты, подумал Бастиан и сделал шаг навстречу. Он не мог по-другому. Она… притягивала его магическим образом.
– Единорог был слишком высоким, и я не могла забраться на него самостоятельно, поэтому мама подняла меня, и все началось. Я даже сейчас слышу эту мелодию. Были только я и единорог. И мама, которая махала мне, смеясь, когда я проезжала мимо нее.
Бастиан тяжело вздохнул. Эта девушка не представляла, что творила с ним. Он замер в восхищении, любуясь крохотными плетениями сердца из воспоминаний, расположенных в середине темных плетений души, когда те сопротивлялись что есть сил и проглатывали краски.
– Нда, – добавила Эбигейл и холодно посмотрела ему в глаза. – Это действительно был потрясающий день, но у нас не было денег, и мы могли позволить себе лишь один круг. Я с удовольствием бы каталась там чаще, но… – Она пожала плечами, и Бастиан заметил, что она наступила ногой на лежащую на полу макивару. Черные плетения начали извиваться, как змеи, со всей своей темной силой, и он знал, что она чувствует себя так, будто вот-вот задохнется.
Эбигейл оттолкнула воспоминания и ощущения любви и привязанности, которые подпустила к себе ненадолго. Ей не хотелось думать об этом, вспоминать об этом и тем более ощущать это. Вместо этого она вернулась к ощущениям боли, которые были для нее привычнее, которые были для нее убежищем. Боль крепко держала ее, давала ощущение стабильности, ведь это единственное, из чего состояла ее жизнь. Она не покидала ее никогда. Всегда была с ней. Это было так тяжело, но в то же время успокаивающе. Лучше пусть она чувствует боль, чем полные любви воспоминания, с горечью осознавая, что они больше не повторятся.
Она была в ярости, именно этот проклятый Бастиан довел ее до такого состояния и заставил все вспомнить. Она упрямо подняла подбородок и сверкнула на него взглядом.
