148. Архитектурный комплекс «Шахи-Зинда». Сочетание цветовых форм на архитектурной плоскости и сфер купола. Самарканд.
149. Мавзолей Саманидов. Наслаивание и разнообразие слоев орнамента. Рубеж VIII–IX вв.
150. Миниатюра из рукописи Низами. «Хосров и Ширин». Слоистость орнаментальных мотивов налицо.
Заключение
Бухара до прихода мусульман называлась Вихара (vihara), что в переводе с санскрита означает монастырь/храм, хотя существует более достоверная этимологическая линия от согдийского *βuxārak, а еще и древнетюрк. Buqaraq в значении «благодатного, счастливого места»1. До сих пор археологи обнаруживают на всей территории Средней Азии присутствие отчетливых следов буддизма. Вклад иранцев в буддизм при его переходе в Китай несомненен.
Ответственность за утверждение буддизма Махаяны на территории Большого Хорасана несут греко-бактрийское и индо-греческое царства. Защита буддистов от индуистов была осуществлена индогреками и славным царем Ефтимидом Менандром I, при том, что многие греки вслед за царем переходили в буддизм. Таким образом, Хорасан – это знаменательное место, где древние греки обращались в буддизм. Районы Кабула, Пенджаба и Гандхары становятся пристанищем индогреков. Сколок Древней Греции, ее культуры и философии нашел приют в Большом Хорасане и Северной Индии. Территория Большого Хорасана была в полной мере готова для освоения ее буддистами, этот же регион оказался для буддизма транзитной зоной для броска на Дальний Восток, а его распространение фиксируется даже на юге современного Казахстана2. Не стоит поэтому удивляться, что Бухара была в свое время Вихарой. Сказанное еще не все.
Существовал специальный иранский термин для обозначения нового буддийского монастыря/храма (nava-vihāra) в иранизированной форме – Nowbahār, что буквально означает «Новая Весна». Кроме Бухары, такие центры существовали в Самарканде, Балхе многих других городах и даже в далеком от Хорасана городе Хамадане3. Термин Nowbahār глубоко проник в культуру иранцев после появления Ислама, подробно об этом пишет известный иранист А.С. Меликиан-Ширвани4. Ему вторит Г. Фехервари в статье о курильницах в форме буддийских ступ, одновременно он же идет много дальше и сравнивает гандхарскую ступу с формой мавзолея Саманидов5.
Мода на индийское и Индию укрепилась во время правления Махмуда Газневи (971-1030). Одним из результатов вторичного проникновения индийских реалий в Хорасан стала поэма Айуки «Варка и Гулыпах», написанная в прославленном Фирдоуси метре мутака-риб. Единственная рукопись поэмы с многочисленными миниатюрами XIII в. хранится в музее Топкапы (Стамбул). Издавший рукопись с переводом, всеми иллюстрациями и анализом поэтического текста и визуального ряда А.С. Меликиан-Ширвани, находит в тексте и иллюстрациях проявления индийско-буддийской традиции6.
Соображения ученых о бытовании иранского буддизма имеет стойкие основания. Столь же уверенно можно говорить и о наследии в иранском искусстве христианства, манихеев и, конечно же, коренной религии иранцев зороастризма. О греческом наследии в культуре Саманидов мы подробно говорили в главе I. Следует думать не только о специфическом характере иранского буддизма в изобразительном искусстве и архитектуре Восточного Ирана. В нашей работе отмечено бактрийское (ирано-буддийское, раннее парфянское) происхождение тромповой конструкции в саманидское время. Не менее важно наше предположение о становлении нервюрной конструкции иранских куполов при ранних Сельджукидах из тромповой полуарки в архитектуре Саманидов. Сасанидское происхождение тромпов оспаривается в нашей работе, а также на основании некоторых соображений археологов утверждается непосредственная связь конструкции ранних тромпов и последующего происхождения нервюр с ирано-буддийскими районами современного Афганистана.
При парфянах происходит активизация иранского начала в архитектуре и искусстве7. Этот процесс заметно усиливается при Сасанидах. Если у исследователей не вызывает сомнения определенная связь с индийским художественным миром8 еще во время существования в Согде доисламских настенных росписей, то при Саманидах приходит время окончательного формирования иранского начала, тотально распространенного на многие сферы культуры. В Бухаре появляется новый иранский язык фарси-е дари, огромный престиж получает поэзия на этом языке. Особое распространение получает авторский эпос, что находит свое закрепление во множестве керамических изделий и настенных изображений героического образа рыцаря.
Приведем небольшой, но весьма убедительный пример процесса ухода от индийских реалий. Абу Райхан Бируни, переживший гибель Саманидов и перевезенный из родного Хорезма в Газну, участвовал в походах султана Махмуда в Индию. В результате Бируни пишет книгу «Индия», где, например, приводятся такие слова, следующие за превознесением зороастризма:
«Последующие цари отдали этой религии исключительное господство в Иране и Ираке, а буддисты были вынуждены переселиться в страны восточнее Балха. В Индии до настоящего времени остается некоторое количество маздеистов, которых там называют мага. Вот откуда начинается отвращение индийцев к хорасанским землям»9.
Автор предисловия к «Индии» А.Б. Халидов приводит поговорку времен Бируни и Махмуда Газневи: «Хорасан стал Хиндустаном, а Хиндустан – Хорасаном»10. На наш взгляд, эта поговорка является свидетельством активной иранизации не только Хорасана, но и Северной Индии. Как известно, lingua franca, начиная с Саманидов, даже в тюркизированных регионах являлся персидский язык, язык высокой культуры и язык общения. Ведь именно в это время получает активное развитие иранское национальное движение шуубия, направленное против арабского засилия в языке, поэзии.
Этот период ускоренной иранизации светской и повседневной культуры, первых разработок идей, образов, дискурсов буквально во всех областях культуры. Это переходное время, время наращивания инноваций во всех областях культуры. Инновационный процесс не оставлял пространства Большого Хорасана до XV века, когда Тимуриды Самарканда и Герата придали собственно восточно-иранской культуре новый инновационный образ, отчетливые следы которого составили ядро архитектуры и изобразительного искусства Сефевидов.
Процесс разработки все новых и новых идей, образов и дискурсов совпал по времени с необходимостью интериоризации духовного знания о Боге, о себе и пути в себе к Богу. Задачей интериоризации вероучения занимался суфизм, его известная хорасанская школа. Самые серьезные исследователи отмечали связь хорасанского суфизма с важнейшими буддийскими понятиями, скажем, на ярком примере Байазида Вистами (804–874)11. Как мы видим, иранцы Хорасана, утратив связь с буддийскими реалиями в период формирования сугубо иранских ценностей, продолжали питаться живительной влагой индийского мистицизма во время обращения к глубинным измерениям уже Ислама.
