Надо согласиться с С. Хмельницким в его высокой оценке архитектуры саманидского и постсаманидского времени. Добавим только, что это была умная архитектура, носящая в себе ряд архитектурных и общекультурных ценностей.
Диафания как идея в саманидской и постсаманидской архитектуре не есть продукт символического восприятия зодчества. В пределах символико-христианской идеи архитектурной диафании чрезвычайно важна стенная преграда, пропускающий свет готический витраж. Хорасанские же зодчие отправлялись от необходимости высветления внутреннего пространства, в принципиальной открытости внутреннего пространства на четыре стороны света. Таков, повторим еще раз, общеиранский chahār-tāq, открытый всему миру и утвердившийся в саманидской архитектуре. Идея диафании в иранской архитектуре – это основополагающий принцип предельной открытости, распахнутости внутреннего пространства. Портал, а затем глубокий айван назначены предварить, зафиксировать и приступить к программному высветлению интерьера.
Уточнения:
Форма и смысл. Формирование конструктивных и орнаментальных признаков ордерной системы
Примечательным фактом является то, что угловые колонны фасадных стен и порталов либо переходят в псевдоминаретные башенки и колонны, либо значительно уменьшаются в объеме, а иногда и в высоту. Часто такие колонки обращаются в вертикальные тяги. Былая конструктивно-планировочная функция угловых колонн во всех случаях отныне исчезает и, на первый взгляд, переходит в композиционное заполнение выступающих углов, слегка сглаживая их. Можно было бы остановиться на сказанном и продолжать считать своеобразную деградацию когда-то мощных колонн всего лишь заполнением выступающих углов фасадов и внутренних помещений построек, если бы не одно «но».
Угловые портальные колонки, кроме того, вводятся в общую композицию узорочья архитектурных построек. Их легкая отмеченность в пластической композиции целого вместе с тем органично вплетена в единый орнаментально-каллиграфический образ. При этом, однако, есть основания считать, что истинный вещный смысл этих колонок не ограничивается композиционными целями. Нарочитая орнаментальность лишь скрывает то, что отложено, как было сказано, для памяти и воображения. И еще раз: мы не можем уйти от того, что назойливо присутствует, обращает на себя внимание.
А дабы уяснить это, следует сосредоточить свое внимание на том, что данные колонки нередко буквально вырастают из кувшинов – известный в иранском регионе архитектурный прием guldasta21, составляя образный букет. Тулово минаретов в обширном регионе Большого Ирана также именуется guldasta. Мало того, ствол-тяга или иногда нарочито редуцированный, обрубленный ствол-колонка, вырастающий из кувшина, чаще всего убран растительными побегами или сам по себе представляет пластический образ колонки-растения. Общепризнано, что такой прием пластического оформления нижней части колонн восходит к традиции жилищной архитектуры Средней Азии. Однако нас интересует трактовка этого ордерного элемента в большой архитектуре.
Первым из дошедших до нас архитектурных свидетельств являются небольшие колонки второго яруса (галерея) в интерьере мавзолея Саманидов в Бухаре. Мы приводим в пример одну из таких колонок витой формы с базой в виде широкого кувшина (ил. 75). Вторым из ранних примеров являются колонки по бокам от вершин четырех трехчастных парусов в мавзолее Араб-Ата 977 г. (ил. 76). Похоже на то, что по сторонам от трехчастных парусов существовали аналогичные колонки в Йарты-Тумбез (1098) в Серахсе, Туркмения (ил. 72).
Еще одним свидетельством тому являются и капители входных колонок в мавзолее Айша-биби рубежа XI–XII вв., а также см. аналогичные портальные колонки на южном фасаде мечети Магоки Аттари (ил. 73) в центре Бухары, и еще фасадный декор комплекса из двух караханидских мавзолеев по сторонам мечети в Узгене начала и середины XII в. (ил. 74). Капители колонн в бухарской мечети, датируемые XII в., образуют фигуру кувшина с широким туловом, что называют «лирообразной капителью». Базы самих колонок представляют собой две шарообразные формы, поставленные над другой. В двух мавзолеях Узгена эпиграфический архивольт портальной арки поддерживается трехчетвертными колонками. Между аркой и колонками по обеим сторонам от дверей находятся резные кувшины уже известной нам формы, которые служат как базовидным элементом для опущенных арочных отрезков, так и капителями для собственно колонок22.
Отсюда следует, что имеет смысл судить о существовании определенных навыков по организации признаков ордерной системы. Хмельницкий считает, что саманидские мастера пользовались предшествующей греко-кушанской ордерной практикой, которая все же не вылилась в нечто определенное23. Сказанное выше позволяет судить о том, что саманидские мастера, не делая попыток систематизации ордерной системы, тем не менее установили необходимые элементы баз и капителей для трехчетвертных колонок. Налицо ордерная композиция, не получившая развития и оставшаяся таковой на много веков.
Со временем резные кувшины прочно заняли место колонных баз, то есть по сравнению с мавзолеем Бухары и мавзолеями Узгена они как будто уступили уже вполне намеченной инерции нисхождения, хотя этот архитектурный прием сохраняет свою актуальность и позднее, в XIV в., например, при оформлении входного портала мавзолея Ходжа Ахмада в мемориальном комплексе Шахи-Зинда (ил. 78). 1208 г. датируется открытый в 80-х годах прошлого столетия портальный мавзолей Чашма-йи Айуб в Вабкенте, недалеко от Бухары (ил. 132). Здесь ясно видны базы угловых колонок портальной ниши в виде кувшинов при сохранении капителей аналогичных мавзолеям в Узгене24. Как мы видим, в тимпанах портальной арки появляются изображения охранительной свастики. К тому же типу оформления баз принадлежат обнаруженные в бывших саманидских владениях каменные колонны X – начала XI в.25. Судя по дошедшим до нас архитектурным фасадам IX–X вв., входные/портальные колонки с характерными ордерными признаками появляются во второй половине XI в.
Таким образом, вполне логичны соображения о сложении иконографии именно архитектурной частности, которая повлияла на смысловую оснастку всей архитектуры этого времени, о чем следует рассказать более подробно. Для иконографического закрепления архитектурного мотива кувшина приведем вполне достоверный для сравнения согдийский кувшин лондонского музея Виктории и Альберта (ил. 79).
Колонна из Испиджаба/Сайрама. 1014 г., согласно надписи. Южный Казахстан.
Сначала, однако, скажем об одном изображении, где в точности присутствуют такие же колонки по бокам от изображения аналогичной указанным мавзолеям постройки. Это изображение павильона на раннеисламском блюде VII–IX вв. из берлинского Музея исламского искусства (ил. 80)26. Боковые выносы павильона поддерживаются двумя узкими колоннами с базами в виде кувшинов. Очевидно, что архитектурная иконография раннеисламских трактовок колонн с базами в виде кувшинов уходит в доисламское время и, как отмечено выше, в восточные районы иранского мира. Однако еще в начале VIII в. капители в виде кувшинов присутствовали в образцах прикладного искусства и к западу от Ирана. При этом исследователями предполагается их сасанидское происхождение27. Как, впрочем, устойчивые следы искусства, архитектуры и архитектурной планировки логично обнаруживаются в столичных дворцах Аббасидов в Самарре28. После утверждения иранцев в центре аббасидского халифата появляется возможность говорить о широком пространственном охвате восточно-иранских ценностей в том числе в тулунидском Египте. Это обстоятельство отразилось и на оформлении михрабов по всей широте этого пространства.
