И здесь нам вновь поможет Аристотель, его топология. Вспоминая сказанное о диафании иранских порталов, надо еще заметить, что взаимоотношение выявляемых топов – поверхность экстерьера, глубина интерьера, объем, свет, цвет – трансформируют существующую форму посредством вводимых носителями культуры или современными исследователями значений. Форма не есть нечто постоянное, она, как мы видели, может иметь свою изнанку, нарушающую состоявшийся порядок. Только правильно избранный оптический модус в состоянии превзойти наличный порядок и привести наличную форму в соответствие с его отложенным смыслом. Топологический порядок вещей, созидающий форму как взаимоотношение топосов, не может быть исполненным без высветляющей вещь оптической модальности, которая и есть следствие прямого воздействия определенного типа дискурса.
Сказанное означает, что смена оптической модальности приводит к перемене существующего взгляда на мир, на принципы его устройства, а также к технике высветления отложенного смысла. Из этого следует, что архитектор наравне с поэтом и художником работает преимущественно с сущим, а не с Бытием. В первую очередь архитекторов и поэтов заботит обустройство сущего, что неминуемо должно сказаться и на понимании Бытия, но только во вторую очередь (об этом более подробно см. в главе IV). Пришла пора рассмотреть в связи со сказанным фундаментальные принципы цветопостроения в архитектуре восточных иранцев, а также рассказать о том, каковым мыслился купол в иранском мышлении, к каким конструктивным и образным ухищрениям прибегали зодчие для возведения куполов.
Купол: алхимия цвета
Символическое значение купола универсально для всех культур и об этом много написано, но не это станет в центре наших последующих рассуждений. Мы задаемся вопросом: отчего тимуридские купола голубого света, подобно небу, и только ли они голубые, как видятся? Ответ на этот вопрос подскажет нам ответ о причине несравненной в истории архитектуры полихромии тимуридских памятников с преобладанием изумрудно-голубого цвета. Тривиальный вывод лежит на поверхности и часто звучит именно так: заказчики и зодчие спорили с самим небом. Лазурные купола тимуридской архитектуры отвечали взаимностью самим небесам, так говорят в том числе и исследователи. В одном из средневековых трактатов по искусству керамики этот цвет (lajvard) назван Соломоновым (SulaimanI)73.
Уточнения:
Измерения цвета
Но возникает и еще один вопрос: только ли в этом состоит логика цветового сопряжения тимуридских куполов и неба? Наша приверженность к одноплановой символике не всегда точна, а, скорее, груба, не позволяя нам обострить преобразовательную диафанию видения. Мы предлагаем сменить режим проникающего высветления глубины смысла с тем, чтобы поговорить о субстанциях цвета в архитектуре74. Обратим внимание читателя на то, что мы не собираемся перечислять символические и метафорические значения цвета, наше внимание будет направлено на вскрытие субстанциональных и преобразовательных характеристик цветообозначений в восточно-иранской архитектуре.
Начиная с династии Хулагидов, а в особенности в царствование Тимура Великого, архитектура Средней Азии (мавзолей Йасави в Йассе, а также известные памятники Самарканда), являет начало полновесного «расцвеченного зодчества»75. Даже конструктивные детали интерьеров именно в Самарканде и Герате (первая треть XV в.) подпадают под очарование цветового орнамента (ил. 88). Что означает цвет для архитектуры? Цвет дан архитектуре не просто для украшения ее внешних и внутренних поверхностей. Следует говорить об «окутанности архитектуры цветом», что порождает пространственные эффекты цвета76. Создается впечатление, что в тимуридском зодчестве цвет, окутывая постройку, становится, образно говоря, одним из основных конструктивных элементов – он одновременно проникает в толщу стен, оседая в интерьере. Цвет в архитектуре одновременно и образ, и конструкт. Благодаря его ментальному воздействию, усиливаются пространственные представления – космологические, мистические. Об этом следует помнить, ибо Восточный Иран испытывал особенное пристрастие к суфизму. Тем более это касается времени Тимура и его потомков в Герате и Самарканде. Цвет поистине конструктивен.
Выше мы затронули проблему алхимической трансмутации в архитектуре, ориентированной на свою субстанцию. Субстанции архитектуры в разные времена ее существования различаются по своей активности и пропорциональности смешения. Архитектура даже внутри одной культуры, но в разное время, направлена на различные субстанции, соответственно различается и состав ее образов. Сходством и различием субстанций и образов иранской архитектуры в диахронии ее существования мы и займемся. Уверенность в том, что натуральные цвета субстанции в состоянии менять состав архитектурного образа явится основой последующего разговора. Для прояснения всего сказанного нам придется возвратиться к архитектуре до-тимуридского времени.
Сначала, однако, поясним причины нашего обращения к алхимической трансмутации еще подробнее. Говорить об алхимии глубин архитектурного образа в иранской культуре рассматриваемого времени вполне пристало, ибо столь распространенный термин алхимия (Штїуа) без сомнения располагал отчетливым понятийным составом, часто появляясь в суфийских текстах и в поэзии. Действие эликсира направлено в первую очередь на человека, то есть на выявление его антропологической и метаантропологической перспективы в мире неизбежных трансформаций77. Истинным образом алхимической транс-мутации считается Совершенный Человек, преобразующий сердца суфиев. Не менее отчетливо преобразовательная роль алхимии касается архитектуры и, в частности, ее цветовых параметров.
Основательным закреплением понятия алхимия в иранской среде следует считать книгу Абу Хамида Мухаммада ал-Газали «Алхимия (или Эликсир) счастья»78. Как поясняется, вслед за словами самого Газали, воспринятое греческое слово в арабской лексике звучит как ал-кимийа, «означающее трансмутацию, то есть обращение обычной субстанции в высокооцениваемую»79. Алхимия и трансмутация передаются одним словом, в одном случае обозначая науку превращения низких субстанций в высокие, а в другом – процесс превращения. Фиксация процесса различия между двумя субстанциями осуществляет трансмутация, а сам процесс называется алхимией. Имам Абу Хамид ал-Газали (1058–1111) жил при правлении Малик-шаха.
Газали придает понятию трансмутации предельно широкое теолого-этическое значение, о чем он пишет в самом начале трактата:
«Алхимия, которая преобразует в качество отборного золота медь и рис – тем не менее, нелегка для всякого, дабы познать ее. Таким же образом, именно алхимия переводит суть человека от райской скудости к чистоте и жизненной силе в мире ангелов и, знай, дабы он обрел вечное счастье. А сказанное является [делом] нелегким и не для каждого посильным и достижимым.
Целью создания данной книги является разъяснение (shark) четырех элементов тела80, посредством той трансмутации, которая, поистине, есть алхимия вечного счастья. Это сочинение мы назвали (Кимийа-йи са‘адат’ (Алхимия счастья), в этом смысле слово алхимия в ней первично. Ведь различие между медью и золотом не более, чем в желтизне и твердости, а плоды трансмутации не более, чем мирское благоденствие»81.
