Новое время, ознаменованное выходом на историческую авансцену самаркандского владыки Тимура с его вселенским размахом, иным, нежели ранее, отношением к миру и изменением принципов освоения пространства, привнесло новые проблемы. В зодчестве это были проблемы укрепившегося, а не спорадического расширения и завышения внутреннего пространства и внешнего облика зданий. Пришло время, когда многое изменилось в самой теории и практике архитектурного освоения в первую очередь внутреннего пространства. Как водится, для перемен должна была появиться инновативная личность, которая взялась бы за окончательное разрешение новых задач времени. В тимуридское время, конечно же, не менее ярко, нежели раньше, проявляли себя личности. Однако становление таких личностей в большей степени служило исключительно нуждам государственной целостности и лично властителю. Дабы обострить внимание читателя, мы вновь возвращаемся к роли «основополагающего субъекта», которому подвластны движения новых дискурсивных организаций в области архитектуры и искусства. Чтобы отчетливее понять это, следует знать об особом отношении иранских властителей от Бухары до Шираза к носителям знания, в том числе и к выдающимся представителям изящных искусств.
За несколько лет до рождения Камал ал-Дина Бехзада (1450/ 60 -1535) умер величайший архитектор – Кавам ал-Дин ибн Зайн ал-Дин Ширази (1444)230. Как видно по его нисбе, архитектор родом из Шираза, но всю свою творческую жизнь он провел в Мавераннахре и Хорасане. Ему принадлежит честь усовершенствования вполне известной и до него сводчатой системы, а также повышения и расширения подкупольного пространства, с чем, естественно, было связано и изменение оптического режима внутреннего пространства построек времен величия Герата. Интерьер в архитектуре стал объектом особого внимания зодчих с объемно-конструктивным образом мысли. Действительно, создавался совершенно иной пластический образ внутреннего пространства, который в еще большей степени, нежели ранее, был связан с внешним видом построек.
Обратим сначала внимание читателей на то, что Кавам ал-Дин Ширази и Камал ал-Дин Бехзад были ярчайшими представителями гератской культуры XV в. Первый стоял у ее истоков, а второй оказался у ее же одра, возглавив придворную группу первых миниатюристов сефевидского времени. Наперёд заметим, что сближение двух названных имен архитектора и художника имеет свои основания, оба мастера показали новые концептуальные горизонты организации пространства – архитектурного и живописного. Сначала Кавам ал-Дин Ширази, а затем и Камал ал-Дин Бехзад впервые в истории архитектуры и миниатюры добились эффекта самоорганизации пространства. Об этом мы расскажем чуть ниже.
Гератская культура дала иранской культуре первостепенные поэтические имена: Абд ал-Рахмана Джами и его ученика – основателя высокой тюркской поэзии и сиятельного вельможу Мир Алишера Навои. Надо обязательно отметить, что Алишер Навои отвечал за строительство множества построек в Герате и за его пределами, он, например, был автором идеи строительства (либо был архитектором) мавзолея Фарид ал-Дина Аттара в Нишапуре231. Однажды, приехав в Нишапур с целью посещения славных могил поэтов, он нашел гробницу Фарид ал-Дина Аттара в ненадлежащем виде и повелел воздвигнуть мавзолей, приличествующий великому поэту Архитектура и поэзия, как оказывается, стоят совсем близко. Когда поэт становится ответственным за строительство значимого для культуры памятника, это есть свидетельство, без которого нельзя обойтись в рассуждениях об общих поэтических основах поэзии и архитектуры.
В поэтической истории Герата есть одно имя, напрямую связанное с архитектурой. Во второй половине XV века в Герате жил достаточно известный поэт, суфий, каллиграф с архитектурным псевдонимом Бана’и Хирави (Камал ал-Дин Шир-Али) (1453–1512), что дословно переводится как Строитель из Герата232. Он был сыном архитектора по имени Устад Мухаммад Сабз Ми’мар. Сын для поэтического имени избрал слово банна (banna) – строитель, но не ми’мар (mi’mar) – архитектор. В некоторых словарях оба слова считаются синонимами, однако в нашем случае поэт избирает необходимый ему оттенок для псевдонима. Слово banna (строитель) и banna 7 (строительство) могут пониматься и в более расширительном смысле, когда слову придается еще и строительно-оформительское значение; например, таковым может оказаться мастер по укладыванию кирпичей или различного рода облицовочного материала233.
Без упомянутых имен тимуридской поэзии, архитектуры, изобразительного искусства и музыки, уходящих корнями в восточно-иранскую культуру Самарканда и Бухары, собственно иранская культура Сефевидов была бы много беднее, не столь блистательна. Сын Тимура мирза Шахрух с женой Гавхаршад и высокообразованным, талантливым сыном мирзой Байсункаром (1397–1433) собрали в Герате всех, кто представлял интеллектуальный облик иранства. Шахрух похоронен в Самарканде в Гур Амире рядом с отцом, Гавхаршад со всей семьей похоронена в Герате в своем династийном мавзолее.
Небезынтересными могут показаться сведения о династии Картидов (перс. Kartiyan, АГе Ka(u)rt) (1245–1381) – восточных иранцев, владевших всем Хорасаном и южной частью Мавераннахра, со столицей в Герате. Картиды приняли властные полномочия над афганским Хорасаном и южной частью Мавераннахра от восточноиранской династии Гуридов (Ghuriyan) (1148–1217), во многом продвинуших иранские ценности и персидский язык в Северную Индию (Делийский султанат).
Малики династии Картов провели громадную работу по восстановлению Герата и его окрестностей после монгольского нашествия. В XIII веке по распоряжению малика Фахр ал-Дина Карта была сочинена поэма в стиле маснави Фирдоуси, название которой было предельно простым – Kart-nama234. Терри Аллен подробно описывает склонности Картов и реакцию Шахруха на их сиятельное времяпрепровождение, топографию Герата и его окрестностей235. Тимуриды не могли не считаться с политическим и культурным наследием династии Картов, впрочем, зачастую противопоставляя себя им. На этих же страницах Аллен справедливо говорит об «архитектурной мегаломании» Тимуридов. Остается несомненным одно: ядром Тимуридов оставался Большой Хорасан, этот вполне реальный и одновременно символический образ просуществовал шесть столетий, и все это время главным языком культуры оставался персидский. Мы возвращаемся к семье Шахруха.
Мирза Байсункар родился в Герате, а похоронен под Гератом, на кладбище при медресе, которое построила его мать. Молодой принц собрал в Герате многих выдающихся поэтов, каллиграфов, художников, архитекторов, например, из Табриза он вывез знаменитого каллиграфа, изобретателя самого известного персидского каллиграфического почерка насталик Мавлана Джафара Табризи. Одним из этих творцов и был Кавам ал-Дин из Шираза – не только блестящий архитектор и мастер орнаментики, но и астроном. Мастер был универсален, он приобрел известность в инженерии (muhandisl), изготовлении чертежей зданий (tarhl) и собственно в зодчестве (mi’marl)236. Архитекторов, как мы теперь знаем, именовали также строителями (banna). Ниже подробно будет рассказано о всех дошедших до нас постройках Кавам ал-Дина. Это следует сделать хотя бы потому, что о творчестве зодчего в отечественных публикациях зияет пустота.
