Один из классических подходов к будущей системе сложнощитовых парусов можно найти в интерьере мавзолея Араб-Ата в Тиме (978) (ил. 122). Переходом от кубического основаним мавзолея к куполу служит трехчастная парусная структура, состоящая из двухъярусной конструкции – неглубокой стрельчатой ниши, которая к низу переходит в две симметричные консольные полуарки. Пандативная структура отчетливо напоминает исследователям упрощенную форму сталактитов и, если это так, то имеем дело с первым примером конструктивно-орнаментальной формы в истории архитектуры Мавераннахра. В архитектуре Средней Азии и Ирана кроме примеров, отмеченных в этой главе, мы находим довольно скорое и устойчивое повторение этой формы в мавзолее Баба Хатим (XI в.) поблизости от г. Мазари-Шариф, Афганистан; из наиболее примечательных примеров назовем усложненные паруса в пятничных мечетях Исфагана (1087) и Ардистана (1105), а также в меньшей степени они выражены в пятничных мечетях Гульпайгана (1105–1118), Заваре (1133-6) и Барсиана (конец XI – начало XII в.). Не менее интересен мавзолей Дуваздах Имам из Йезда (1036), где трехчастная структура в средней зоне значительно углублена и разбита слепыми арками.
Широкая арка парусов вмещает мелкие вогнутые арочные и цилиндрические сводит, составленные из кирпичей, уложенных в ёлочку. Сводчатая дробность и техника выведения больших и малых сводов в сельджукидское время отчетливо напоминает об установке на дробность в будущем переходе к сложнощитовому парусу. Переход к куполу, кроме весьма живописных трехдольных пандативов, в раннесель-джукидское время осуществлен с помощью яруса из 16 мелких арочек, являющих собой полукруглые ниши, заполнены они семилопастными раковинами из ганча.
И еще один пример из другого региона. Опыт зодчих, построивших мавзолей Текеша мог быть перенесен на оформление подкупольного пространства бухарского мавзолея Чашма-йи Айуб (ил. 132)260. Тем более, что сохранились сведения о строительстве этого мавзолея хорезмийскими архитекторами, о чем говорит его шатровый купол. Бухарский мавзолей, согласно строительной надписи, относится к началу тимуридской эпохи, он был возведен в 80-е гг. XIV в. по приказу самого Тимура. По мнению Хмельницкого, купольный зал и прилегающий к нему с востока айван следует отнести к XII–XIII вв., а тимуровские мастера лишь подновили и расширили площадь мавзолея двумя дополнительными помещениями с восточной стороны здания261. Сводчатая система купольного помещения мавзолея основана на четырех группах сложнощитовых парусов, что может быть также результатом тимуровской переделки раннего парусного яруса по типу мелких парусов в мавзолее Текеша. Пролет купола Чашма-е Айуб слишком мал для того, чтобы его поддерживали мощные тромповые паруса, столь развитые в зодчестве Кухна-Ургенча. Наше предположение безосновательно, но суждение о том, что развитые формы щитовых парусов существовали уже в XII–XIII вв., выглядит вовсе фантастичным и не имеющим прецедентов вне восточно-иранского мира.
Сложнощитовой парус (kajak262 на персидском языке) представляет собой пространственный ромбовидный многоугольник с переломом оси, его кирпичная выкладка ведется в «елочку». По причине преломления ромба, то есть искривления его по оси, эта конструкция была названа kajak от слова kaj (кривой, изогнутый, преломленный). Термин kajak следует признать универсальным, он используется для обозначения женской височной подвески, в орнаменте «цветок миндаля» (gul-e bādām), даже в названии железного прута с изгибом на конце для управления слоном.
В Средней Азии (Бухара и Самарканд) известен еще один термин – qālabkārī, который иногда ассоциируют с щитовыми парусами. Однако словарное значение этого слова обнимает не понятийное, а техническое содержание термина: работа ганчем (известью) по кирпичному потолку263.
Архитектурный образ щитовых парусов удобно сравнить с рыболовной сетью, ячейки которой вполне напоминают ромб kajak’а не только формой, но и эластичностью. Наше сравнение может быть поддержано данными из этимологического словаря Покорни: корни kagh-, kogh- со значением плести, шить, зашивать с соответствующими примерами из латинского caulae (*caholae) в значении храмового ограждения, а также, интереснее всего, сети для ловли рыбы264. Итак, терминологическое сопровождение архитектурной формы поясняет нам ее транссемантический контекст.
Елочная и бескружальная кладка под названием балхи (от города Балх) была известна и до этого времени, она носила исключительно конструктивный прием по укреплению сложной кривизны сводов265. В несколько поэтизированной форме о своде балхи пишет Хмельницкий:
«Ряды расходятся из центра свода к его четырем углам, образуя систему бесконечно увеличивающихся ромбов с постоянно меняющимся направлением образующих элементов. Криволинейная поверхность свода превращена таким приемом в узорный ковер, словно вздутый порывом ветра и невесомо парящий над головами зрителей. С первого взгляда кажется, что мастера, возводившие это удивительное перекрытие, применяли столь прихотливый способ кладки лишь для создания художественного эффекта. На самом деле это не так. “Елочная” кладка представляет здесь не декоративный облицовочный слой, а ничем не прикрытую конструкцию…»266
Елочная кирпичная кладка позволяла осваивать сложнейшую кривизну сводов и явилась основой для появления щитовых парусов. Причина здесь состоит в том, что направляющая арка свода балхи находится не на осях перекрываемого пространства помещения, а на его диагоналях.
Для дополнительного закрепления пустого пространства тромпового свода стали использовать, как указывалось, и сталактиты, о которых более подробно речь пойдет ниже. Кавам ал-Дин Ширази при создании новой сводчатой системы использовал утвердившийся опыт елочной кладки, которая позволяла осваивать криволипейпость и даже преломление по оси парусов любой сложности. Щитовые паруса, таким образом, формируются в единое пластическое целое для перехода к куполу на стыке пересечений с кривизной арок, следуя при этом фигуре многогранника с четным числом сторон (4, 6, 8, 16, 32). Вот еще один вывод: елочная кладка щитовидных парусов сообщает даже конструктивным элементам построек заметную и постулируемую (орнаментальную) пластичность. Отныне невозможно сказать, где заканчивается конструктивность и берет начало орнаментальная пластика.
Наметим принципы различия и сходства между пластическим и орнаментальным началами в архитектуре. Та же елочная кладка обладает и несомненными орнаментальными функциями, которые различаются от конструктивной пластики пространственных элементов сводчатых конструкций. В свою очередь о различии между пластикой и орнаментом говорит то, что уже в работах Кавам ал-Дина Ширази каждый из сводчатых элементов получал дополнительную орнаментальную обработку за счет наложения еще одной полихромной облицовки. Орнамент не уступает конструктивной пластике, он приходит вслед за появлением конструкции. Пластическое начало конструкции всегда помнит об орнаменте, постоянно взывая к его помощи. Пластические элементы архитектуры нуждаются в орнаментике так, как это происходило при сложнейшей орнаментике внутреннего пространства айванов сразу после их внедрения в практику строительства.
