– Ушла? – спросил он.
Тедди кивнул.
– Вон записка.
Линкольн прочел – сперва про себя, затем вслух:
– “Никаких прощаний. Я бы не смогла”. Что ж, – произнес он. – Значит, всё.
“Почему же они дали ей так просто уйти?” – недоумевал Тедди, уже попрощавшись с Терезой – еще одной женщиной, которую ему удалось глубоко разочаровать. Почему не разбудили Мики и не кинулись за Джейси вдогонку? Возле паромной переправы была закусочная, где они бы заели свои похмелья омлетом с жареной картошкой и запили бы кофе, затем посадили бы ее на паром и помахали на прощанье. Разве не так поступают добрые друзья?
Вот только, как впоследствии заявит ее жених, не были они добрыми друзьями – вернее, просто добрыми друзьями. В записке отчетливо говорилось, что она покидает их сразу всех – трех молодых людей на грани взрослости. А не бросились они за нею потому, что каждый видел это по-разному. Начали видеть все по-разному еще в 1969-м, в подсобке для халдеев корпуса “Тета”, где из маленького телевизора узнали, до чего одиноки они на всем белом свете. Вошли в ту комнату все вместе, шумно и буйно, а после их разнесло молча и поодиночке, и никто уже не мог смотреть друг другу в глаза из зависти и страха. Нет, любовь к Джейси у них была не общей, а раздельной. Она не всех мушкетеров сейчас бросила, а каждого в отдельности – Атоса, Портоса, Арамиса.
Как выяснилось – навсегда.
Линкольн
В доме имелся роутер, но Линкольну не удалось бы узнать пароль до утра понедельника, когда откроется управляющая компания. В Чилмарке телефон у него ловил от силы на одно деление, поэтому он решил проверить электронную почту на парковке “Деревни Тизбёри”, перед тем как ехать обратно. Помимо обычной дряни – упорных воззваний о финансовой помощи, поступавших от организаций, от которых он уже много раз отписался, побуждений к путешествиям (“Тайные цены, Линкольн, специально для вас!”), привычных заманух (“Не поверите, что будет дальше”), – пара агентов из его конторы хотела совета по сделкам. Ничего такого, с чем не смогла бы справиться его администратор Андреа, но только упомянутые агенты, оба мужчины, метили на ее место и теперь выказывали свое неудовольствие тем, что производили маневры через ее голову. Пока Линкольн настукивал краткие ответы, прилетело текстовое сообщение от Аниты: “Приехала Данбар. Угадай кто все еще полон жизни. Ты мне должен гад”. Он настучал в ответ: “Знаю знаю. От парней привет”. А когда нажал “отправить”, телефон у него в руке зажужжал – звонили еще с одного местного номера.
– Линкольн? Это Марти. – А, его риелтор. – Слушайте, я тут изыскания по вашему дому проводил, наткнулся кое на что интересное. Вы сейчас в Чилмарке?
– В Виньярд-Хейвен. Как раз собирался туда ехать.
– Не хотите ко мне заскочить?
– Отчего бы не заскочить?
Не успел он повернуть ключ в зажигании, как из своей квартиры вынырнул Джо Гроббин, спустился по лестнице и пересек парковку к битому серому пикапу – автомобильному эквиваленту своего явного владельца.
– Ты ж больше не водишь, Джо, – пробормотал Линкольн, пока старик отпирал дверцу и садился. – Сам мне сказал.
Это означало, что старику либо куда-то понадобилось срочно, либо он не хотел, чтобы его туда везла Беверли, его шофер. Линкольн понаблюдал, как пикап содрогнулся, оживая, и сдал назад. Когда Гроббин свернул налево, на дорогу из Эдгартауна в Виньярд-Хейвен, Линкольн завел и свою прокатную машину, переключил сцепление. Выехав со стоянки, тоже свернул влево, говоря себе, что просто едет в Эдгартаун, как и пообещал, а ни за кем не следит, хоть и тщательно держался в нескольких машинах позади. Впереди располагался универсальный рынок, и Линкольн почти ожидал, что пикап свернет к нему. Предложив своему нежданному гостю кофе, хозяин, возможно, осознал, что у него закончилось молоко или еще что-нибудь. Может, сгонять за продуктами у него не считается вождением. Но нет – пикап проехал мимо рынка. Значит, в Катаму? Проверить, сидит ли на своем телефонном проводе его любимый ястреб? Ему что, втемяшилось, что он может и не встать с операционного стола, и захотелось посмотреть на птичку в последний раз, пока его фамилия не оказалась пророческой? Похоже, Гроббина не особо тревожила предстоявшая операция, хотя, с другой стороны, он и не из тех, кто выдаст, если что-то и беспокоит.
Подъезжая к круговому перекрестку на Барнз-роуд, Линкольн сбросил скорость, мысленно поблагодарив две машины между собой и Гроббином. Меньше всего на свете хотелось, чтобы его засекли в зеркале заднего вида. К каким выводам тогда придет ум подозрительного полицейского? Линкольн прикидывал, что старик обогнет половину круга и останется на Эдгартаун-роуд – или же уйдет на следующем повороте в Оук-Блаффс. Но Гроббин опять его удивил – свернул на первом же съезде, на дорогу в аэропорт.
Или в Чилмарк. Линкольн подавил дрожь. Неужто Гроббин направляется в глубину острова предупредить Троера, что кое-кто вынюхивает обстоятельства исчезновения Джейси? Если вдуматься, странно это – Гроббин признался в том, что они с Троером вместе росли, только когда Линкольн прижал полицейского к стенке.
Но имелась и еще одна причина ехать в Чилмарк, и вот она нервировала сильней. А что, если у Гроббина, как и у его воображаемого насильника, в кузове лопата? И едет он вовсе не к Троеру, а к Линкольну, намереваясь раскопать весь двор? “Не смеши меня”, – сказал он себе. Старик с лопатой и без всякого понятия, где именно на двух акрах копать? Но вопрос поважнее – почему мысли Линкольна сразу помчались к таким причудливым заключениям? В конце концов, это большой остров, мало ли куда Гроббину надо. Но все равно, выкатываясь на круг, Линкольн едва удержался от того, чтобы не наплевать на встречу с Марти, не двинуться за старым полицейским и не выяснить, куда же именно тот собрался.
Потому что следует признать: с тех самых пор, как его нога ступила на Виньярд, его более-менее постоянным спутником оставалась нечистая совесть – или что-то ей подобное. Поначалу он предполагал, что дело тут в решении выставить дом матери на продажу, но вдруг в чем-то еще? Чуть раньше в темной комнате с микрофильмами в “Виньярд газетт”, когда на экране перед ним возникло лицо Джейси, это окутывающее ощущение преобразовалось в нечто сродни ужасу, а после того как он рассказал об исчезновении и Беверли обмолвилась, что Джейси до сих пор на острове, его желудок крутанул сальто. В чем бы там ни было дело, только недвижимость тут ни при чем. К Гроббину домой он отправился в надежде, что этим успокоит свою нарастущую тревогу, и в каком-то смысле наглядный сценарий старого полицейского – к Джейси пристают, ее насилуют, убивают и закапывают где-то на большой земле – странно успокаивал, потому что если умерла она, уже уехав с острова, они с друзьями вне подозрений. Если же с ней что-то случилось здесь, они в каком-то смысле соучастники. Ладно, допустим, совсем уж нелепо воображать, будто Джейси похоронена где-то на заднем дворе дома, который он сейчас, сорок с лишним лет спустя, собирается продать. Но отчего же тогда эта симметрия кажется такой убедительной?
