Черт, – подумал Тедди. Да что они подмешивают в эти наркотики? Должно быть, есть в них какой-то психоделический, изменяющий сознание компонент, потому что теперь он отчетливо видел то, что до сих пор скрывалось за пологом. Да у него, считай, приход – как у Карлоса Кастанеды. Тревожило лишь, что в любую секунду подействует анестезия, и на этом всё. Может, получится убедить врачей прописать ему еще одну дозу, на потом. Если же нет, придется найти какого-нибудь шамана, кто сможет вернуть его в это место магической ясности, потому что Тедди ощущал себя близко, на самом деле близко от понимания, ну, одним словом – всего.
Увы, единственное, что никак не получалось ввести в осмысленный фокус, находилось в самом центре этого всего: певица с пурпурными волосами в “Рокерах”. Хоть и не сумел хорошенько ее рассмотреть с другого конца переполненного зала, Тедди был уверен: это Джейси. Ладно, ладно, он и про девушку на причале тоже думал, что это Джейси, но тут-то все иначе. Та на причале была темноволосой, примерно Джейсиной комплекции и чуть за двадцать – как было самой Джейси, когда она исчезла. Но он тогда быстро распознал истинную ее природу: она была желанием. Или, как выразился Линкольн, горячечным сном. Тедди хотел, чтоб она оказалась Джейси, хотел, чтобы Джейси была жива, и потому на секунду-другую ею девушка и стала. Напротив, певица с пурпурными волосами не походила на Джейси – она и была Джейси. Тедди бы ее где угодно узнал. У него не было ни малейших сомнений в этом. Вот только эта певица не была Джейси по той простой причине, что не могла ею быть. Рассудок его, должно быть, попал под обстрел – ну да, у него возможны галлюцинации, – но он все же не совсем оторвался от реальности, и не все показатели ошибочны. Певице было под сорок? Чуть за сорок? Джейси, окажись она жива, стояла бы сейчас на самом пороге старости – как он сам, Линкольн и Мики. Ну и что с того, что голос у нее Джейсин? Что с того, что она поет песню Грейс Слик, как это часто делала Джейси в Минерве? Какая разница, что она решила начать свое выступление с “Кого-то любить”, любимой песни Джейси, где спрашивается, что бывает, “когда правда вдруг стала ложь”? Все это неважно. Тедди припомнил сочинение, которое когда-то написал для Тома Форда, в нем он ловко навалил целую гору доводов в подтверждение поистине изобретательного тезиса. Лишь один крохотный беспокойный фактик, к сожалению, опровергал всю его конструкцию. Он изо всех сил старался как-то оправдать его, но тщетно. “То, что не может быть правдой, – неправда, – написал в своих замечаниях Том Форд, – как бы тебе ни хотелось, чтобы оно ею было”.
– Тедди? – произнес голос.
– Простите, – ответил он, или попытался ответить, полагая, что это анестезиолог упрекает его за то, что не считает от ста назад, как велено, и не отплывает в блаженный тихий сон, чтоб они могли напортачить с операцией и вывести его на последний этап его жизни жалким гуманитарием с вялым хером и одним глазом.
Оказалось, это медсестра, и она его куда-то катит на каталке.
– У вас все будет в порядке, – заверила она. – Операция прошла успешно.
Когда они добрались до нужного места и она перешла к изножью транспортного средства, он хорошенько ее рассмотрел – темноволосая, его лет.
– Джейси, – произнес он. – Я тебя люблю.
Пожилая медсестра ухмыльнулась ему сверху:
– Эй, я вас тоже.
Линкольн
Почти в час ночи Линкольн вернулся в “Рокеры”, клуб опустел, никого из музыкантов не было. У дальнего конца длинной барной стойки несколько припозднившихся смотрели трансляцию бейсбола с Западного побережья. Когда татуированный бармен с бородкой, прооравший “Рок-н-ролл!” несколько часов назад, заметил, что Линкольн нахмурился, глядя на эстраду, еще не расчищенную от музыкального оборудования, то расщедрился и сообщил, что “Большой Мик на кастрюлях” свое на сегодня уже отыграли.
– Я прикидывал, что они будут играть до закрытия, – сказал Линкольн и протянул ладонь поверх стойки. – Кстати, я Линкольн.
– Кевин, – ответил парень, и они пожали друг другу руки. – Обычно так и есть. Как ваш друг?
– Судя по всему, с ним все будет хорошо.
– Ну и кровища же, – сказал Кевин, разглядывая рубашку поло Линкольна, всю в ржавых кляксах, как и его твиловые штаны. Одежду в больнице Линкольн замыл, как сумел, но вид был тот еще.
– А вы Мики знаете?
Скрестив на груди ручищи, бармен фыркнул.
– Большого Мика все знают. – “Здоровяки, – казалось, выражало само его тело, – все друг друга знают”. Вот только в курсе ли этого ребята с габаритами Линкольна? – Он в здешних краях легенда.
Вот этот факт, подумал Линкольн, можно прибавить ко всему остальному, чего он явно не знает о своем старом друге. В приемном покое он еще разок обдумал вопросы, поставленные Тедди, пока они сюда ехали, – теперь вопросы эти приняли угрожающие масштабы. Почему в самом деле Мики стукнул того студентика в “САЭ” столько лет назад? И впрямь ли первое то было свидетельство ярости, таившейся под его обычным добродушием? И почему же он и дальше драил кастрюли в душной кухне корпуса “Тета”, где рубашка промокала от пота к концу каждой смены, хотя мог бы работать в прохладном, сухом зале столовой, обслуживая смазливейших девчонок во всем студгородке? Вряд ли из застенчивости. Рос-то он с сестрами и свободно держался с самыми сексапильными “тетами” – они в большинстве своем относились к нему как к старшему брату. Ну и в конце концов, почему же он уехал в Канаду, а не пошел служить? Сиюминутное решение – или таково было его намерение с самого начала, а он просто не доверял друзьям и не хотел с ними делиться?
Если Линкольн не в состоянии ответить на эти вопросы после четырех десятков лет дружбы, как тут надеяться постичь то, что ему по телефону сообщил Джо Гроббин за миг до обморока Тедди: что Мики, по причинам, какие Линкольн и не надеялся постичь, избил отца Джейси – человека, которого все они впервые увидели на выпускной церемонии, – так, что тот впал в кому? Как это вообще можно объяснить? Наверняка же их встреча не была случайной. Искал ли его Мики, и если да, то зачем? Имелось ли у него основание полагать, будто Дональд Кэллоуэй знает, где его дочь? Если ее отец знает, где она, то почему не знают все? Если только все случилось не наоборот – Кэллоуэй, прослышав, что Мики вернулся в Штаты, бросился искать его. Но, опять-таки, – для чего? Считал ли он, что Мики как-то связан с исчезновением его дочери? Что он удрал в Канаду, спасаясь не от призыва, а от допроса и возможного ареста? Но это все нелепица какая-то. Если отец Джейси подозревал Мики, разве не заподозрил бы он, как Гроббин, заодно Линкольна и Тедди? Джейси провела выходные с ними троими. Почему тогда выделять Мики?
– А где он сейчас может быть, не знаете? – спросил Линкольн. – Я очень надеялся с ним поговорить.
Кевин пожал плечами.
– Насколько я понимаю, ночует у кого-то на острове. Но теперь у него с Дилией дела, а потому кто ж знает? Может, нанял водное такси отвезти ее обратно на Кейп.
