– Типа – гвозди забивать?
– Именно.
– Да не очень.
– Хотела бы научиться?
– Да не очень. – Но Тедди понимал, что она заинтригована. – А что?
– Я просто думаю о том, что ты сказала. Про все эти лишние часы в сутках, которые тебе трудно чем-то заполнять. Я где-то читал, что физический труд – лучшее развлечение для обеспокоенного ума.
– И за это будут платить?
– А как же.
– О, понимаю. Думаете, раз я тут, вдали от моих обычных поставщиков, я не смогу себе нигде сшибить?
– Вовсе нет. – Хотя да, такая мысль в голову ему пришла.
– Потому что срастить на этом острове я смогу секунды за две.
– Тебе будет слишком некогда.
– И еще – к вашему сведению… Если мы будем работать вместе, скорее уж вы сторчитесь, чем я уйду в завязку.
– Поглядим, каковы тут шансы.
– К тому же я – не то, что можно починить, если вы об этом думаете.
Об этом он, конечно, и думал.
– Полагаю, ты права. И все же все эти свободные часы – а у меня еще тонна всяких историй.
– Вы это действительно всерьез?
– А чего?
– Потому что это безумие – вот чего.
– Не сходя с места тебе не нужно ни на что соглашаться. Просто подумай. Дам тебе мой номер мобильного, а ты мне потом сообщишь, интересно ли тебе такое. – Но Тедди понимал, что выяснит это сейчас же. Если ее это интересует, она даст ему свой номер; если нет, скажет, что возьмет номер у отца.
Она вытащила свой телефон:
– Валяйте. – Печатала в телефоне она ловко, двумя большими пальцами, – этим трюком Тедди только предстояло овладеть. И тут же: – Я вам и свой, наверное, дам. – Диктуя номер, перед последней цифрой она примолкла. – Вы ж не окажетесь каким-то извращенцем, правда? – Должно быть, при этом он побледнел, потому что она скроила еще одну гримаску и сказала – опять материнским тоном: – Да я шучу, Тедди. Господи.
– А, – ответил он. – Понял.
– Он вам рассказывал о своих шумах в сердце?
– Твой отец? Нет.
– Тогда и я не рассказывала.
– В истории Мики… – произнес Линкольн. Машины и пешие пассажиры все еще тянулись с парома. – Сколько, по-твоему, там правды?
– Все до единого слова, – ответил Тедди. – Он довольно четко дал понять, что с враньем покончено.
– Ох, да я не считаю, что он врал, – сказал Линкольн. – Просто пытаюсь понять. В смысле – только подумай. Мать Джейси всеми силами старалась скрыть от нее существование Энди, и погляди, как оно все обернулось. Почему тогда Джейси берет и делает то же самое – отдает собственного ребенка на удочерение и держит ее в секрете от Мики?
– Может, по тем же самым причинам, что и ее мать? – предположил Тедди, хотя именно этот вопрос не давал покоя и ему. – Чтоб ее уберечь? Дать ей крепкий шанс на хорошую жизнь? Она же неизбежно прикидывала, что самой ее, вероятно, не будет, чтобы смотреть, как растет дочь. А если не удочерение, то вверить малышку-дочь отцу, который, вероятно, и дальше будет играть по убогим барам вроде “Рокеров” и жить впроголодь, потому что знает и хочет себе только такую жизнь.
– Не считаешь, что Мики как-то подтянулся бы, узнай он, что у него есть дочь?
– Вообще-то считаю, – сказал Тедди. – Я же не утверждаю, что Джейси поступила правильно – или даже что ясно соображала. Но она была не просто больна – она была в отчаянном положении. Вероятно, считала, что пропадает не только она, но и Мики. Он же сам нам говорил, что его нахлобучило по полной.
Спорить Линкольн с этим не стал, но, судя по виду, доводы его не убедили.
– А кроме того, – добавил Тедди, – можно еще вспомнить, что это старейшая история на свете – когда с детьми люди поступают так же, как в детстве поступали с ними.
– О, умом-то я это понимаю, – признал Линкольн. – Но та Джейси, которую знали мы, не была жестока. Я пытался, но все равно не могу себе представить, как она говорит Мики, что ей жаль, что она не отпустила его во Вьетнам.
– Может, представить такое как раз можно, зная, что это она с успехом предотвратила, – предположил Тедди, изо всех сил тужась дать объяснение, какое Линкольн – человек, которому с тайнами неуютно, – сочтет удовлетворительным. Он же из семьи, где вопросы ставятся недвусмысленно, а ответы на них очевидны, и дают их с такой уверенностью, от какой дух захватывает. В Минерве Линкольн чувствовал, что его облапошили, когда Том Форд отказался четко ответить на вопрос о Гражданской войне, который они обсуждали весь семестр. Даже теперь, в свои шестьдесят шесть, он стремится к прозрачности во всем – даже в человеческой душе.
Тут с парома скатилась последняя машина и отъезжающие принялись заводить моторы.
– И знаешь, что еще трудно вообразить, – сказал Линкольн, садясь за руль и закрывая дверцу. – Что мы никогда не знали друг друга. Ты можешь себе такое представить?
– Нет, – признал Тедди. – Не очень.
– Но ведь странно же, – произнес Линкольн, поворачивая ключ в зажигании, – потому что каковы были шансы?
И действительно. Все они могли пойти учиться в разные колледжи и провести жизнь в – как там выразилась мать Джейси? – “блаженном неведении” насчет друг друга.
– Поневоле задумаешься. Будь у нас возможность все повторить, выпади нам по куче шансов в жизни – были бы они все иными? – Машина впереди тронулась, и Линкольн включил передачу. – Или игра сложилась бы точно так же?
По образу мысли Тедди – а думал он об этом много, – это зависело от того, с какого конца смотришь в подзорную трубу. Чем ты старше, тем вероятнее будешь разглядывать собственную жизнь не с того конца, потому что так жизнь твоя лишается захламлений, образы становятся четче, а заодно возникает и впечатление неизбежности. Характер – это судьба. Если рассматривать все так, каждый раз, когда Тедди шел на тот судьбоносный подбор, Нельсон, оставаясь Нельсоном, делал ему подсечку, и Тедди, оставаясь Тедди, рушился на пол в точности как и тогда. Если рассматривать издали, даже шанс выглядит иллюзорно. Номер Мики в призывной лотерее всегда будет 9, номер Тедди – всегда 322. Почему? Потому что… ну вот так уж сказка сказывается. Да и, как это понимали древние греки, невозможно прервать или как-то значимо изменить эту цепочку событий, стоит истории начаться. Будь Тедди тем, кем его считала Джейси, когда пыталась соблазнить у Гей-Хед, изменилось бы немногое, потому что она уже была Джейси. Атаксия – частица ее ДНК с зачатия – отыскала бы ее, даже если бы жизнь Джейси не была секс – наркотики – рок-н-ролл. Возможно, такова и была необъявленная цель образования – учить молодых людей видеть мир усталыми глазами того возраста, когда разочарование, усталость и фиаско маскируются под мудрость. Вот каково было Тедди, когда он раскрыл журнал выпускников Минервы и узнал о смерти Тома Форда – словно исход предрешен с самого начала. Конечно же, выйдя на пенсию, Том переехал бы в Сан-Франциско и там – впервые свободный быть самим собой – подцепил бы СПИД и умер, как опасался Тедди, в одиночестве.
