— Хорошо… я приду вечером, еды тебе принесу. Я… мы переживём это. Всё будет хорошо. Будет. Ведь с Шайди Рокси и его люди. А тебе, правда, нужно подумать о себе. Главное, чтобы тебя сейчас вытащили, а…
— Тина, уйди, — шепчу, качая головой. Все слова сейчас лишние. И мой мир очень похож на то, что окружает меня. Разруха и хаос.
— Поздравляю, Ден! Поздравляю! — меня похлопывает по спине Пенни, а я ничего не чувствую сейчас. Мы выиграли дело, и меня признали жертвой обстоятельств, которая ничего не знала и не была в курсе о том, что за чудовище Шайди Лоу. И это так отвратительно. Сидеть там и слушать слова адвоката, оправдывающие меня, но ухудшающие положение Шайди. И хотелось крикнуть, что это ложь. Всё это грёбаная ложь. Я сообщник. Я готов понести наказание вместе с ней. Но меня остановили слова Мертона. Перед слушаньем он позвонил мне и сказал, что если меня посадят или дадут условный срок, то это будет означать, что похищение имело место быть, и на суде над Шай это решение будет губительным. Если я начну брыкаться или же как-то захочу взять часть вины на себя, то хуже будет только ей. Но если меня оправдают, ведь никаких доказательств того, что это я похитил Скай, нет, то её слова и показания поставят под сомнения и вновь начнут проверять их. Это всё, что я мог сделать для Шайди. И это меня убивает. Мучительно осознавать, что я бессилен.
Но радует то, что я могу спокойно собрать вещи и полететь в Вашингтон, чтобы находиться рядом со зданием суда, где процесс над Шай начнётся уже через два дня. Я забросил свою работу. Пенни пытается меня как-то убедить, что я должен двигаться дальше, но это глупо. Как можно думать о себе в такой ситуации? Да никак. Я весь там, рядом с Шайди. Моё сердце рвётся к ней, и я столько гадостей уже слышал по этому делу, что мне противно даже видеть людей, в которых сейчас могу разглядеть лишь тварей, жаждущих крови. Все, кого я знаю, очень переживают. Тина дала свои показания. Аарон тоже. Салли… от него я ожидал дерьма, но он показал себя с лучшей стороны. Роксборро тоже давал показания и отрицал причастность к изменениям, случившимися с Шай. Я понимаю, почему он так сделал, как и Элеонор. Слово «рабство» ни разу не употреблялось на процессе. Родители Шайди дали свои показания и выставили всё так, словно она вышла из-под контроля и связалась с дурной компанией. Её отправили в лечебницу, фиктивные доказательства у них были, как и медицинские заключения. Там же она встретила мужчину, который тоже был не в себе, и убежала с ним. Она пряталась у него в доме, а потом убила его и его отца, который хотел помочь. Вот так эти суки всё вывернули, и сейчас идёт сбор улик, чтобы представить их на суде. Но я сам видел Валентайна, и он был жив. Я уверен, что они его спрятали, но остались видеозаписи с камер наблюдения в корпорации. Их я и везу с собой.
Сейф, который изъяли из квартиры Шайди, оказался пуст. Она его опустошила ещё до того, как пришла полиция, и я об этом не знал. Где теперь всё, что так тщательно хранилось, я тоже не в курсе, а она продолжает отказываться от сотрудничества. Я не виню её, хотя должен. Шай осознаёт, что против родителей у неё ничего нет. Брыкаться бесполезно, надо только уповать на адвоката и присяжных, которые будут выносить вердикт, а потом снова продолжать бороться.
Как только прилетаю в Вашингтон, то начинается преследование прессы, требующей сказать, как я себя чувствую в качестве обманутого идиота. И вот это заставило меня подумать, что я больше не хочу так жить. Эти постоянные слежки за мной, грязь, которая сквозит от репортёров, мне и самому мало собственной крови, а они пытаются сосать её дальше. Хватит.
— То есть нельзя показывать видео? Как так? — возмущаюсь я, сидя в апартаментах, которые сняты для меня и Рокси.
— Мы должны сначала услышать, что будет на суде. Сейчас есть только догадки и слитая по нашим каналам информация, но это всё неточно. Мы должны приберечь козыри до тех пор, пока они выложат свои. Из мобильного Скайлер извлекли данные, из которых видно, что Шайди собиралась выкрасть сестру и бежать с ней. Помимо этого, её обвиняют в двух убийствах, которые скрывали её родители якобы от страха за своё будущее и будущее младшей дочери. Пока имя Мертона не упоминалось. Они обходят его стороной и говорят, что Шай стала Шайди Лоу благодаря продаже наркотиков, но вряд ли у них есть доказательства этого, — говорит адвокат Шайди.
Я был и у него уже. Это серьёзный и очень уважаемый мужчина возраста, как сам Мертон.
— А почему бы не сказать о рабстве? Почему не манипулировать этим? — изумляюсь я.
— Потому что доказательств нет, Рейден. Только слова убийцы и преступницы, коей выставили Шайди перед всеми. Никто её словам не поверит. Это суд, а не кино, где можно просто сказать, и тебя отпустят. Здесь же каждое слово необходимо подкреплять фактами и бумагами. А у нас их нет. Мы пытались найти Валентайна, но он числится мёртвым уже пять лет. Все полицейские заключения о его смерти, как и его отца, у них. Найти его пока невозможно. Они спрятали его, я так думаю, и пока мы ищем, но безуспешно.
— Чёрт возьми, — шепчу, опускаясь рядом с Мертоном на диван.
— Но у нас есть доказательства того, что Шайди не планировала больше бежать с сестрой. У нас есть улики против них. Но вина их сейчас выглядит минимальной. Нам нужно тянуть время, пока мы не найдём Валентайна и не заставим его прийти на суд, доказав тем самым, что он жив. Но вторая жертва всё же есть. И доказать, что Шайди действовала исключительно в целях личной безопасности и защиты своей жизни, пока невозможно.
— Выходит, это конец? Её осудят? — хриплю я.
— Я никогда не даю таких прогнозов, поэтому сейчас нам нужно лечь спать, а завтра мы продолжим бороться. Мы вытащим её, но для этого нам нужно время. Нам его никто не дал. Ничего, и не с таким справлялись. До завтра.
Киваю адвокату и слышу, как хлопает за ним входная дверь.
— Дерьмо, да? — поворачиваюсь к Мертону.
— Да, Рейден. Дерьмо. Очень вонючее дерьмо. Мы не выиграем дело. Её посадят. Но у нас есть шанс подать на апелляцию и продолжить искать этого подонка. Кейд занимается этим делом, но пока нигде нет его новых персональных данных, даже купленных. С Шайди вместе мы создали ей новую жизнь. Мы сделали всё грамотно. А он, вероятно, жил всё это время за счёт родителей Шайди, и они его прятали до тех пор, пока не захотели вернуть дочь. Поняв, что она не собирается возвращаться, да ещё и с тобой связалась, решили уничтожить её. Если обвинения про рабство, насилие и продажу человека подтвердятся, то худшего для них нельзя придумать. Её отец снова собирается баллотироваться в сенат. Выборы на носу, вот они и сделали ход конём. Скайлер они попросту использовали, предполагаю, обещая, что с Шайди всё будет хорошо. А она поверила им. Вот теперь, после твоего суда, ей дали полгода условно, но если доказать, что и остальные слова о том, что Шайди убеждала Скай бежать с ней и давила не неё, тоже ложь, то ей дадут больше. Шайди это всё понимает, именно так она защищает всех нас. И невыносимо больно наблюдать, как мою девочку выворачивают наизнанку, а она сама себе словно рот заклеила. Моя бедная девочка. Даже моих связей недостаточно, чтобы вытащить её сейчас. Через год, два, я смогу договориться о досрочном освобождении, если Шайди не дадут пожизненный срок. Но не сейчас. Бедная моя девочка, — Мертон опускает голову и мотает ей.
