– Помогите мне… помогите… спасите… прошу вас… помогите…
Моя душа летит в пятки, и я бегу, расталкивая людей. Бегу, пока сердце сжимается от страха, а голова наполняется шумом.
Они расходятся, замечая меня, и тогда я вижу то, что выбивает почву из-под ног.
Кровавые отпечатки. Девичье дрожащее тело, лежащее на полу. Платье всё разорвано. Ноги в крови. Руки тоже. Тёмные синяки, лицо всё избито.
– Флор, – с ужасом выдыхаю я. Никто ничего не делает. Все снимают. Они стоят и снимают её на камеру.
– Вызовите скорую или медсестру! – Кричу я. Последняя капля.
Подлетаю к девушке и переворачиваю её на спину. Срываю с себя пиджак и накрываю её обнажённую грудь с жуткими гематомами.
– Раф… Раф… – плачет. От неё воняет рвотой и спермой. Слёзы катятся по измазанному этой гадостью лицу, смешиваясь с тушью.
Поднимаю голову. Её взгляд. Миры. Статной. Прекрасной. Смотрящей сверху. Ледяная. Довольная. Жестокая.
Наказание началось…
Глава 70
Рафаэль
Звук открывшейся двери за спиной. Шаги, а затем щелчок неяркого света настольной лампы.
– Я думала, что ты с ней, – спокойный голос заставляет меня повернуться и улыбнуться.
– Я здесь, – отвечая, поднимаю руки, в которых два бокала и шампанское. Самое лучшее. Самое дорогое. Самое противное из того, что я пробовал.
Мира приподнимает уголок губ и складывает руки на груди. Стоит и недоверчиво смотрит на меня в своём сверкающем кристаллами платье, делающем её обнажённой богиней, тело которой прикрывают лишь сверкающие капли, создавая свечение вокруг.
– Я не вижу причин, почему ты должен быть здесь, а не с ней. Насколько я знаю, она сейчас в госпитале, – сухо произносит Мира.
– Я не хочу говорить о ней. Я хочу говорить о нас. Ночь ещё не закончилась. Все развлекаются, как будто ничего не произошло. И я тоже развлекаюсь, – указываю взглядом на бутылку.
В её глазах застыла пустота. Я и не желаю ничего другого видеть. Оно не поможет мне в том, что я делаю. Возможно, завтра мне будет плохо. Возможно, завтра я буду чувствовать себя чудовищем. Но не сейчас. Я ничего не чувствую больше. Ничего, надеюсь, что и она тоже.
– Ты помнишь, как мы сидели здесь. Одни. А там, внизу, все веселились. Никому не было интересно, что происходит с нами. Они не влезали в наши жизни. Не пытались их разрушить. И это повторяется. Они где-то танцуют, смеются и целуются. Они забыли обо всём, и я делаю то же самое. Ты же этого хотела, правда? Ты хотела, чтобы я стал таким же, – ставлю на подоконник два бокала, и достаю из кармана грязных, в крови и слезах брюк, штопор.
– Так вот, я ничем больше не отличаюсь от вас, – продолжаю, откупоривая бутылку.
– Ты беден, Рафаэль. Ты не один из нас и как бы ни пытался мне это доказать, всё будет фальшью, – отвечает Мира, пока я наполняю бокалы шампанским, закрывая их своим телом.
– Ты права, у меня нет ваших счетов в банках, но здесь это не особо-то и важно, ведь твой отец предоставил мне довольно обширные возможности. И я больше не боюсь ими пользоваться. Важно другое, – сглатываю и высыпаю из пакетика порошок в один из бокалов, а во второй другой. Они похожи. Только для нас. Для этой ночи. Для нашего конца. Наказание продолжается. И теперь мой черёд вступить в битву.
– И что же? – Интересуется она.
– То, как я себя чувствую. Я же здесь, детка. Здесь. С тобой. Выбрал тебя. Забыл о ней. Забыл о правилах. Забыл о морали. Забыл о совести. Я с тобой, – поворачиваясь, подхватываю два бокала и направляюсь к ней.
– Детка? С каких пор я для тебя детка? – Усмехается Мира.
– Какая разница, как я тебя назову, правда? Ведь я рядом, – протягиваю ей один бокал, она так легко принимает яд из моей руки. Дура. Дура, и я дурак. Я такой дурак. Сердце моё разрывается снова и снова, а потом регенерируется и заставляет секунду за секундой испытывать боль. Я вижу лишь её. Я знаю только её и никогда не было другого.
– Я попрощалась с тобой, Рафаэль. А сейчас ты делаешь только хуже, – опускает взгляд и делает глоток. Большой глоток, забывая о том, что должна быть начеку.
– Хуже быть не может, так что будем развлекаться, пока черти пляшут на наших могилах, – мрачно отвечаю я.
Приподнимает бровь и качает головой.
– Последняя ночь, после которой всё изменится. Так почему бы не провести её так, чтобы когда-нибудь стало стыдно? Почему бы не насладиться тем, кто мы есть на самом деле?
– И ты так легко принимаешь это, когда ещё недавно угрожал мне? – Скептически спрашивает Мира.
– Знаешь, когда это случилось, я пережил страх, но потом всё исчезло. Сердце больше не болит. Мысли не путаются. Отчаяние не отравляет кровь. Ничего. Насилие здесь норма, как и в моём мире. Как оказалось, в этом месте нет ничего, что отличается от той жизни, какую я вёл. Только одежда дороже и еда, а так те же принципы и те же правила. Они едины для всех, так что, да, я легко принял ваши методы наказания. Они идентичны тому, что я умею. Они мне очень близки, – пожимая плечами, наблюдаю, как она пьёт шампанское. Глоток за глотком приближает время собственного конца.
А я не буду останавливать тебя. Не буду. Ты это заслужила, понимаешь? Заслужила всё то, как я надругаюсь над нами. Заслужила, мать твою. Ты же не представляешь, что пережила Флор. Ты не видела, как искромсали её тело, как жестоко изнасиловали до крови, до рваных кусков. Ты наслаждаешься этим, равнодушно выпивая последние капли моих чувств к тебе. Я ненавижу тебя. Ненавижу и в то же время продолжаю любить. Мне больно, слышишь? Мне больно, но я должен. Ты больше не причинишь мне таких страданий. Ты больше никому их не принесёшь, потому что тварь внутри тебя я убью. Я помогу тебе увидеть, кто ты на самом деле, чтобы больше не совершить ошибки, которая приведёт тебя во мрак. Я не позволю тебе жить, потому что тоже имею право наказывать.
– Ты очень красива, – произношу я, выпивая до дна свой бокал шампанского.
– Я знаю, – ухмыляясь, подходит к столику и ставит пустой фужер на него.
– Мне всегда будет не хватать тебя. Да, я абориген, бедняк, вор. Ничтожество, которое валяется у тебя под ногами, и ты пинаешь его так, как тебе вздумается. Мне будет не хватать твоих глаз, – шепчу и, направляясь к ней, оставляю свой бокал рядом с её.
– Твоего тепла. Наших разговоров. Твоих поцелуев, – продолжая, касаюсь её волос, убирая их за спину и обнажая горло. Её вена пульсирует так быстро. Верит, глупая. Верит мне. А я ненавижу. Ненавижу за тот ужас, который видел буквально час назад. Ненавижу.
– Но этого мало, – говорит она, поворачивая ко мне голову.
– Слишком мало, чтобы чувствовать хотя бы что-то. Это забудется, правда? Через несколько дней они все начнут обсуждать другую тему, напрочь забыв о том, что на месте Флор мог бы оказаться один из них, – дотрагиваюсь до её прохладной щеки.
