– Испачкаешься. Это новая марка, я ей ещё не пользовался, так что лучше не дотрагивайся, – быстро объясняет он своё действие.
– И часто ты приводишь девушек, чтобы нарисовать их? – Прищуриваясь, интересуюсь я.
– Нет. Ни разу. Я же сказал, ты первая, – слабо качает головой.
Господи, сколько эмоций это во мне вызывает, уму непостижимо. Радость. Удовольствие. Повышает самооценку. И что-то ещё… я пока не знаю, как это назвать, но моя кровь быстрее бежит по венам, а сердце с невероятным счастьем трепещет в груди.
– Если я украду эту стену, меня посадят? – Закусывая губу, чтобы не рассмеяться оттого, как сильно воздействует на меня его признание, задаю риторический вопрос.
– Тебе, правда, так нравится? – Он тихо спрашивает, удивляясь, опуская мою руку, но продолжая держать в своей.
– Да. Нравится. Обычно я говорю правду насчёт своих мыслей по поводу искусства, и да, признаюсь, немного равнодушна к нему. Но это не умаляет того, что я вижу. Всего несколько мазков, и на стене красуюсь я в самой преступной манере и стилистике рисования. Теперь я ещё больше хочу найти твои комиксы и узнать, каковы твои фантазии, мон шер, – улыбаясь, отвечаю ему.
– Я и так могу о них тебе рассказать, – склоняя голову набок, произносит Рафаэль. – Но если ты поделишься своими.
– Что ж, это разумное условие. Но обычно правила устанавливаю я, – замечаю, ощущая, как его пальцы нежно поглаживают мои, и это отражается на всём моём мышлении, словно тупею и растворяюсь рядом с ним и в его тепле.
– Не со мной, Мира. Со мной такие игры не пройдут, – цокает он, низко смеясь.
– Почему ты видишь меня печальной? – Меняю тему, поворачиваясь к своему своеобразному портрету.
– Не печальной, а драматичной. Королева драмы. Где ты, там она оживает, обретая мощную силу, сокрушающую всех и вся на своём пути. Мне кажется, что в драме существует больше чувственности и честности. Она тебе к лицу.
Усмехаюсь от его ответа и действительно первый раз переживаю шквал глубоких и невероятных эмоций, которые могли бы убить любого, начиная со слов, что бросила мне в лицо моя мать, заканчивая необдуманным и импульсивным согласием сбежать из университета с Рафаэлем, вылившимся в довольно яркое событие за последние годы моей жизни. И как бы это ни было смешно для других, но я чувствую себя собой, той, кого прячу постоянно и играю роль, предписанную мне с рождения. Это подкупает. Сильно подкупает меня, ведь устают даже отрицательные герои.
Рафаэль продолжает держать меня за руку, не делая никаких попыток приблизиться, и позволить себе что-то ещё. Почему сейчас я думаю о таких глупостях, ведь у меня парень есть? А это запрещено, даже то, что мы здесь одни может быстро подмочить мою репутацию, но я не желаю останавливаться на этом. Я тоже хочу кое-что ему показать, увидеть на его лице шок, подобный тому, что он вызвал во мне, и, возможно, открыть ему свои тайны. Да-да, это неправильно, такого рода поведение, вообще, не вписывается в мою манеру общения с ним, но сегодня, правда, всё перевернулось, и поставило нас в очень опасную ситуацию сближения друг с другом. И, возможно, Рафаэль это делает для моего отца, не могу доверять ему полностью, потому что меня не раз обманывали, и я везде вижу ложь, но… именно это «но» и становится решающей причиной совершить непоправимое для меня.
– У тебя есть планы на вечер? – Спрашиваю Рафаэля.
– Эм, нет вроде бы никаких, – с улыбкой быстро и не задумываясь, отвечает он.
– Тогда, как тебе предложение немного повеселиться?
– С тобой? – Уточняет он.
– Ну, ты держишь меня за руку, нарисовал мой портрет, видел мои слёзы, я могу перечислить множество факторов, которые привязали меня к тебе сегодня, так что, да, со мной, – киваю я.
– Прости, – он резко отпускает меня и отступает на шаг. – Я помню, как тебе неприятно, когда дотрагиваюсь до тебя. И не хочу, чтобы ты думала, что я хотел тебя привязать к себе или как-то заставить ответить мне каким-то… в общем, не желаю принуждать тебя находиться рядом со мной, потому что мы разные, и вся эта хрень нашего разного социального статуса, и…
– Прекрати, мон шер, просто прекрати ломаться и согласись. Это будет не больно, обещаю, – обрывая его, подхожу и, словно срываю пластырь с раны, беру его за руку, вызывая шумный вздох.
– Не хочешь провести этот вечер со мной здесь, в городе? Я тоже могу удивлять, если пожелаю, – предлагаю, встречаясь с его, блестящим серебром в мазках зелени, взглядом.
– Хочу. Да, хочу, Мира. Пусть этот день будет исключением из правил, но я хотел бы узнать тебя лучше и убедиться, что ты, действительно, мой самый ужасный кошмар на всей земле, перевернувший мою жизнь вверх дном.
– Вызов принят, Рафаэль. Не отвечаю за твою реакцию на то, что я тебе покажу, – смеюсь, и он улыбается более раскрепощённо, чем раньше.
– Меня не удивить обнажёнными телами, Мира. Это так, чтобы ты понимала, я видел многое, и шокировать меня довольно сложно.
– Поверь, уж такое ты не мог себе представить. Пойдём, мон шер, надо тебя немного взбодрить, – тяну его за руку. Парень подхватывает рюкзак, оставляя использованные баллоны валяться среди мусора на траве, и идёт за мной.
Вот о чём я мечтаю до сих пор. Стать свободной. Стать одной из этих птиц над головой и летать там, где мне вздумается, совершая безумные пикеты в опасную мглу и вырываясь на свет. Первый раз за всю свою жизнь позволю незнакомому парню увидеть, какая я на самом деле. Надеюсь, мне не будет больно. К сожалению, моя чаша с этим чувством переполнена, и я не справлюсь, если он, Рафаэль, предаст меня. И всё же где-то внутри я очень боюсь, что совершаю самую страшную ошибку, потому что его ударов не вынесу.
Глава 36
Рафаэль
Бывает так, что мир меняется прямо на глазах, хотя, в принципе, ты ничего не делаешь? Нет. Я такого ещё не наблюдал. На самом деле я думаю, что сплю, и Мира не сидит рядом со мной в машине после такой сильной эмоциональной встряски. Это же Мира, верно? Та самая стерва, которая манипулирует людьми, держит всех в кулаке, ведёт разумами студентов, наглеет с каждым разом и заставила меня быть её питомцем, да? Я ничего не забыл упомянуть? Вряд ли. Но сейчас она другая. Более живая, что ли, не напоминающая красивую куклу в магазине, и нет тех злости и холода во взгляде, наоборот, её словно подменили, и теперь я не представляю, как мне с этим справиться. Я и так достаточно шокирован, куда ещё больше? Я подохну, если дальше буду думать, что нравлюсь ей, и она не ненавидит меня, а позволяет дотрагиваться до себя и сама же держит меня за руку. Это всё невероятно, я бы даже обозвал это чудом, но, увы, сам в это не верю. Чёрт возьми, во что я снова ввязался? И ведь лучше было отойти в сторону, написать Сиен или Белчу, чтобы присмотрели за ней. Но нет, вот он я, герой недоразвитый, ещё больше утопающий в болоте под названием «меня влечёт к этой наглой стерве, и я не могу находиться подальше, потому что она сводит меня с ума». И ладно бы я так поступил из-за жалости от сказанных жестоких слов той женщины, правда? Ложь, я сделал это, потому что почувствовал её слабость и захотел насладиться ей один. Посмотреть, как Мира справляется с этими чувствами, в итоге запутался сам и испытываю крайний дискомфорт как в душе, так и в штанах. Офигеть, доигрался, называется. Решил покопаться в себе, разрушил отношения с Флор, признался в своих страшных тайнах, кажется, влюбляюсь в Миру. Я полный и законченный идиот. Но как я могу быть уверенным в том, что влюбляюсь, если раньше ни разу не испытывал это на себе? Разве такое чувство заставляет тебя рассказывать всю свою подноготную, доверять человеку и бояться его одновременно? Не знаю. Блять, я ни хрена больше не знаю, но растекаюсь в дерьмовую лужицу, когда Мира лучезарно улыбается мне и даже заигрывает со мной. Или я просто это всё придумал, потому что притяжения к ней отрицать не могу, ну и того, что отношусь к ней иначе, не только из-за слов Белча, не из-за её матери, а лишь потому, что вижу в ней очень одинокую и глубокую драму, которой и так в жизни достаточно. Видимо, нет, раз я нервничаю, как придурок, не зная, куда мы едем, а на город уже давно ложится ночь. Я должен опасаться именно этого времени суток, ведь в нём она другая. Она меняется, как будто оборотень, и становится ближе ко мне. Ближе настолько, что это возбуждает во мне все рецепторы голода, томления и чего там ещё, что заставляет пускать слюни? А я с детской радостью наслаждаюсь её улыбкой, изменённым отношением к себе и чем-то ещё. Но почему? Почему она так ведёт себя со мной? Нравлюсь ли я ей? Если ли шанс мне как-то проникнуть в её голову и прочесть все тайны? О чём я думаю, а? Мне не нужны отношения, у меня другие задачи, о которых я обязан не забывать. И всё это сворачивается в трубочку и летит к чёртовой матери, ведь Мира поворачивается ко мне и улыбается.
